Когда она в следующий раз открыла глаза – за окном уже рассвело. Она лежала в своей спальне, на широченной кровати с великолепным матрасом, которую они выбирали и покупали вместе с Алексеем.
До ее ноздрей донесся запах свежесваренного кофе.
– Что происходит? – произнесла Настя вслух, понимая, что в квартире (и в ее жизни) произошло что-то необычное, неправильное, чувствуя смутное беспокойство, но еще не понимая, что именно ее растревожило.
– Эй, мамочка-лежебока! – донесся из кухни громкий веселый голос. – Хватит спать! Поднимайся!
Настя, по-прежнему чувствуя что-то вроде душевного и эмоционального оцепенения, которое настигает людей после испытанного шока, встала с кровати и машинально надела халат. Что-то было не так с халатом… Или – не с халатом?
И вдруг Настя поняла, что было не так.
Живот. Тяжелый, округлый живот, пристанище и колыбель новой жизни.
– Господи… – тихо пробормотала Настя.
Затем запахнула халат, на негнущихся ногах двинулась по квартире и подошла к приоткрытой двери кухни.
Алексей стоял у плиты и переворачивал деревянной лопаткой фаршированные блинчики. Он был в одних шортах и фартуке, мускулистый, взъерошенный. Глянув на нее через плечо, муж весело проговорил:
– А, проснулась! Между прочим ты продрыхла одиннадцать часов. Что будешь делать следующей ночью, а? Иди умывайся, сейчас будем завтракать!
– Ты… – Голос ее сорвался. – …Ты жив?
Алексей повернул голову и посмотрел на нее удивленно-веселым взглядом.
– Ну, ты, мать, даешь! Мы с Саней, конечно, мешали вчера вино с коньяком, но не до такой же степени. Да и не так уж много мы выпили.
Ноги Насти подкосились, и она непременно упала бы, не окажись рядом стула. Она тяжело опустилась на него.
