Я ахаю от восторга. Не могу удержаться. Никогда не видела ничего прекраснее. Это как открытка.
Пробираюсь мимо роскошных кресел и диванов и оказываюсь у стенки, которая огораживает крышу. Теплый бриз играет волосами у меня на висках, а я смотрю вдаль с крыши Банка Америки.
– Здесь, наверху, людишки вроде тех не существуют, – тихо говорит Нэш, останавливаясь у меня за спиной. Он так близко, что касается меня плечом. Я борюсь с искушением прислониться к нему.
Чувствую, как тепло его тела распространяется вокруг и доходит до меня, манит и соблазняет. Моя ответная реакция – дрожь.
– Тебе холодно? – спрашивает Нэш, поворачивается ко мне и проводит тыльной стороной пальцев по предплечью, будто проверяет температуру кожи. – Возьми, – говорит он, снимая пиджак, и накидывает мне его на плечи. Пиджак теплый, тяжелый и пахнет Нэшем, одеколоном или мылом, которым тот пользуется. Признаю, какой-нибудь Армани или другой воображаемый дизайнер мог бы назвать этот запах вкусным. От него у меня рот наполняется слюной. – Так лучше? – Нэш обхватывает меня руками, как будто хочет удостовериться, что мне не холодно. Конечно, я не стану жаловаться. Даже если вспотею – не стану.
– Так намного лучше, спасибо тебе.
Мы долго стоим молча, мне даже становится не по себе. Но как только я напрягаю мозги – что бы такое сказать, – начинает говорить Нэш.
И бросает этакую милую бомбочку.
– Мой отец сидит в тюрьме. За убийство.
Нашел место, чтобы сболтнуть такое, идиот!
Не знаю, почему меня так тянет открыть Оливии все свои маленькие грязные секреты. Тянет, и все тут. Может, потому, что она чувствует себя не в своей тарелке. Могу сослаться на это. В мире, где наружность и репутация значат все, мне приходится стараться изо всех сил, чтобы любое мое слово, любой поступок не вызвали порицания. Это почти невозможно – переступить, пережить, отгородиться от того факта, что мой отец сидит, но я это сделал. Долгие годы напряженного труда и целования всех нужных задниц – и вот я сделал это. Теперь я на шаг ближе к цели.
После целой вечности проклятого молчания я смотрю на нее. Она глядит на меня в шоке, ее губы слегка приоткрыты. Блестящие зеленые глаза, очень темные в полумраке, сфокусированы на мне. Что я вижу в них? Удивление? Неверие? Любопытство? Может быть, легкую жалость? Вовсе нет. Осуждение? Презрение? Ужас? Ничего из того, что так часто отражается в глазах людей, когда мне приходится рассказывать им свою историю.
