Имени – не пишет, но то и дело набрасывает в тетрадях, рядом со стихами, профиль Вареньки. Рисует ее портреты акварелью; сочиняя драму «Испанцы», изображает ее в образе Эмилии.
С тех пор, как мне явилась ты,
Моя любовь – мне оборона
От гордых дум и суеты… —
эти строки Лермонтова посвящены Лопухиной, как и множество других, таких чудесных, как:
И сердце любит и страдает,
Почти стыдясь любви своей.
(1832)
Самые высокие по благородству, чистоте и глубине чувства стихотворения Лермонтова, такие как «Молитва» («Я, Матерь Божия, ныне с молитвою…»), «Ребенку», «Валерик», обращены к ней же, Варваре Лопухиной, – и написаны они годы спустя после ее замужества.
Родственник и младший друг Лермонтова Аким ШанГирей вспоминает:
«Будучи студентом, он был страстно влюблен, но не в мисс Блэк-айз (так звал Лермонтов Екатерину Сушкову. – В.М.) , и даже не в кузину ее (да не прогневается на нас за это известие тень знаменитой поэтессы) – (то бишь тень Евдокии Ростопчиной. – В.М.) , а в молоденькую, милую, умную, как день, и в полном смысле восхитительную В.А.Лопухину: это была натура пылкая, восторженная, поэтическая и в высшей степени симпатичная».
Троюродный брат Лермонтова вспоминает ее ласковый взгляд и светлую улыбку и как ребятишками (он был младше поэта четырьмя годами, а Вари – тремя) они дразнили девушку – за ее родинку на лбу, без конца повторяя: «у Вареньки родинка, Варенька уродинка», «…но она, добрейшее создание, никогда не сердилась».
Он же был свидетелем исключительного события, происшедшего с Лермонтовым в юнкерской школе:
«…я имел случай убедиться, что первая страсть Мишеля не исчезла. Мы играли в шахматы, человек подал письмо; Мишель начал его читать, но вдруг изменился в лице и побледнел; я испугался и хотел спросить, что такое, но он, подавая мне письмо, сказал: «вот новость – прочти», и вышел из комнаты. Это было известие о предстоящем замужестве В.А.Лопухиной».
«Черным глазам» – Екатерине Сушковой – Лермонтов в те годы мстит жестоко, как сам признавался, за слезы, которые проливал из-за нее пять лет назад:
«Но мы еще не расквитались! Она терзала сердце ребенка, а я только помучил самолюбие старой кокетки…» (из письма к А.М. Верещагиной, зима 1835 года).
Холодно, как по нотам, на глазах света, он разыграл с нею «роман», а затем сам же о себе написал ей «разный вздор» в анонимном письме, не изменив почерка, хорошо знакомого Сушковой, да сделал так, чтобы письмо попало прямо в руки ее тетки.
