Меня не узнала Петровская | страница 6
Оказывается, у нее был муж! А все говорили, что она старая дева. Она и похожа на старую деву: маленькая, худая, желтолицая. Значит, она не старая дева! Значит, она и не злая совсем, а так только кажется? Потом она спросила, кем мы хотим быть. Кашин сказал, что он будет режиссером. А я сказала, что буду учительницей. В общем-то, я и не думала никогда, что буду учительницей, а просто так у меня вышло. Это первое, что пришло на ум. Тут она стала говорить, что это самый неблагодарный и тяжелый труд. А Кашин вдруг полез с ней в спор и стал ей читать Евтушенко. Ну, те стихи, где про случайных мальчиков. «При каждом деле есть случайный мальчик…» Тогда она сказала, что Евтушенко сам случайный мальчик. А Кашин ей ответил, что мнение надо не вычитывать из газет, а иметь самому.
Тогда она очень грустно сказала, что если человек отдает своему делу всю свою душу, а ему платят черной неблагодарностью…
Кашин сказал, что если люди говорят о том, что отдают всю душу, они часто не имеют души вообще.
По-моему, ей захотелось плакать. И лицо у нее сразу стало какое-то серое и мятое.
Она хотела что-то сказать, но тут вышел из кабинета Семен, и она отскочила от нас, как будто вовсе с нами не разговаривала.
Семен отпустил нас домой, и мы с Кашиным вместе шли до самого моего дома. Он почему-то пошел в мою сторону.
По дороге я ему сказала, что не думала совсем, что он такой жесткий — зачем обижать человека, если он подходит к тебе с добрыми намерениями. Ведь Крючок очень честный учитель. Она всегда нам все растолковывает, приносит на уроки всякие сосуды из древних гробниц (летом она ходит в археологические экспедиции), всегда отвечает на все наши вопросы.
Но разве Кашина убедишь! Он стал орать на всю улицу, что если она и хороший историк, то никто не дает ей права вмешиваться в нашу личную жизнь и не разрешать стричься. А я, мол, такая тютя, что сразу со всеми соглашаюсь, если меня только погладить по головке. Он сказал, что я беспринципная и баба!
Я остановилась и сказала, чтобы он повторил. Он повторил:
— Баба!
— Может быть, ты хочешь получить в глаз? — сказала я.
— Попробуй, если сумеешь! — сказал Кашин.
— И сумею. — Как размахнусь да как дам!
Он стоит, и хоть бы что! О, как я его ненавижу!
Он повернулся и пошёл по улице. А я, дура, почему-то побежала за ним следом.
— Кашин! Кашин!
Но он даже не обернулся. Очень нужно! Да не больно-то и хотелось.
Ненавижу!
Пишу в дневник ночью. Отец храпит. Бабушка тоже. А мне плохо. Почему?
