— Вторых и третьих планов в советской действительности было немало?
— Вспоминается такой эпизод. Однажды Брежнев простудился. С легким насморком его поместили в больницу, и он исчез с экранов телевизоров. Обычно ведь как было: «Это все о нем и коротко о погоде». А тут вдруг — молчание. И что вы думаете? Ведущая французская газета, которая в то время считалась одним из самых объективных и достоверных западных источников информации, напечатала траурный портрет Леонида Ильича и текст: мол, генеральный секретарь скончался, а в Советском Союзе об этом не сообщают… Тогда Лапин с оператором поехал в больницу к Брежневу: «Леонид Ильич, надо несколько слов сказать на камеру». Не стали ему объяснять, в чем причина такой просьбы. Генсек произнес несколько фраз, это пустили в эфир, и по репутации газеты был нанесен серьезный удар. В дальнейшем уже никто больше так не рисковал. Зарубежные информационные службы сообщали о важных фактах только после того, как они прозвучали в программе «Время». Пока в программе «Время» не сообщили, считайте — ничего не случилось.
В день, когда умер Брежнев, я приехал на репетицию и сразу понял: случилось что-то страшное. Один из наших бывших главных редакторов, работавший к тому времени в МВД, раскрыл мне глаза: «Ну что, ты не понимаешь? Папа умер…» Я сразу поехал к Лапину с вопросом: «Что делаем?» Советскому народу еще ничего не сообщали, но в эфире последовали едва уловимые изменения. Мне пришлось вывесить объявление в женской гримерной: чтобы все было сдержанно на всех программах. Девочки в эфире выглядели более скромно: меньше украшений, строгие прически, одежда темных тонов. И только на следующее утро в 11 часов мы вышли в эфир с официальным сообщением. Я читал некролог. Как мне рассказывал Валентин Сергеевич Зорин, работавший в то время в Америке, за океаном этот некролог давали полным звуком вместе с моей картинкой, а внизу шел синхронный перевод на английский язык. Потом я зачитывал текст второй раз, но мой звук уже зажимали, и диктор четко все повторял.
— Вы ведь и похороны Брежнева комментировали?
— Не только я, нас было несколько человек: Александр Каверзнев, Герман Седов, кто-то с радио... Мы вели репортаж так: каждый из нас готовил какие-то фрагменты и поднимал руку, что означало: могу вступить. Первый, закончив фразу, замолкал, а следующий продолжал. Заготовки текстов шли из ТАСС — о биографии, целинной эпопее, Великой Отечественной войне. В общем, вспоминали основные вехи жизни человека. Очень трудно было вести репортаж. От Колонного зала Дома союзов до Мавзолея траурная процессия шла 32 минуты. Это очень много по телевизионным меркам. Надо же что-то говорить и в то же время делать естественные паузы, хотя и не слишком долгие. При этом соблюдать подобающую интонацию — это же не репортаж со спортивных соревнований. Впрочем, на вторых-третьих похоронах мы уже натренировались...
