София вспомнила, как они с Жаком обсуждали эти темы одни в углу кофейной залы на балу. Именно тогда она рассказала ему о полковнике Белтоне и о том, что он расположился в Брайтоне, а также о командующем офицере Эндрю в Сан-Себастьяне. А когда она сказала, что хотела бы поговорить об этом с полковником, он выглядел озадаченным. Тогда Жак огрызнулся, сказав: «Нет, не делай этого…» Но Монтегю перебил их, не дав ему договорить.
Когда она вспомнила об этом, ей припомнилось и то, что ей так и не довелось поговорить с полковником Белтоном, так как он незамедлительно был отправлен в Ирландию. Быть может, это произошло оттого, что кто-то увидел опасность для себя в их переговорах.
Сознание ее следовало ужасающему курсу, но она не могла остановиться. Жак прибыл в Сассекс одновременно с нею. Он сказал, что находился там только из-за нее. А что, если это ложь, чтобы усыпить ее бдительность, а на самом деле у него есть определенные умыслы против нее?
Она схватилась руками за щеки. Это было полным безумием. Какие мотивы могли им двигать, и почему он так не хотел, чтобы обнаружилась деятельность Эндрю в качестве шпиона? Почему бы вдруг бывшему солдату из полка британских стрелков бояться обнаружения такой информации? Она сжала ручки кресла, сердце снова бешено заколотилось. Он бы боялся этого, если бы сам был шпионом, двойным агентом для Франции. Он бы боялся этого, если бы ее тропа к Эндрю привела бы и к нему самому.
София вспомнила его колкое восклицание в ночь, когда он приехал на Бедфордскую площадь: «Если бы ты только знала, как мне тебя жаль».
Он всегда знал о ней больше, чем она о нем. Что легко помогало ему лгать.
Она покачала головой. Письма — возможно, ему стало ясно, что она читала все послания от Эндрю? Потом она вспомнила тот день, когда были найдены письма, день ее большого обеда. После того как Гарри их обнаружил, Мод уже не было в комнате, поэтому, когда Жак поднялся в детскую после обеда, они, должно быть, были на виду.
Жак мог их видеть. Находясь там с Гарри наедине, он мог даже улучить момент, чтобы взять и прочитать их. На самом деле, когда ей самой передали их в руки, печать письма Эндрю, адресованного ей, была взломана.
Глубоко вздохнув, София постаралась мысленно воспроизвести настоящий портрет мужчины, которого она так любила. Мужчины, который преклонялся перед ней и страстно клялся ей в истинной любви. В тот самый день, когда он признался в том, что лгал военному трибуналу о своем намерении дезертировать.
