Никогда в своей жизни она еще не была так зла; ей пришлось прикладывать усилия, чтобы произносить слова.
— Гарри! Спускайся немедленно!
Десерней уронил самодельное копье на солому, затем спустил Гарри вниз. Мальчик сделал два шага по направлению к матери, затем остановился, онемевший и растерянный.
— Иди в дом. Сейчас же. Иди с Митчеллом. — Она указала на Митчелла, стоящего в дверном проеме.
Десерней пытался ей все объяснить:
— Маленькая…
— Придержи свой язык! — закричала она. — Не разговаривай со мной. Гарри, иди.
Губы мальчика задрожали. Он пошел к Митчеллу, не глядя ни на нее, ни на Десернея, и когда конюх положил руку ему на плечо, чтобы увести его, София увидела, что он дрожит.
Но она не смягчилась.
Она больше ничего не сказала, так как чувствовала, что если снова откроет рот, то будет орать как торговка на рыночной площади.
Десерней ждал довольно спокойно, пока Гарри не скрылся из виду. Его серые глаза были жесткими как камень.
— Если ты будешь запрещать ему эти вещи, это будет самым надежным способом привести его прямо к ним.
София, еле сдерживаясь, чтобы не перейти на крик, ответила:
— Он не нуждается в том, чтобы кто-то вроде тебя приводил его к этому.
— Ты не улавливаешь сути. Держи его глаза закрытыми, и однажды он уйдет от тебя, чтобы увидеть все самому.
— Ты думаешь, меня хоть чуточку волнует твое чертово мнение?
Ее негодование и неожиданное ругательство задели Жака, заставив его вздрогнуть; затем в его глазах мелькнули зарождающиеся искры гнева. Он сказал таким же бескомпромиссным тоном:
— Ты зависишь от него.
Она задохнулась.
— Как ты смеешь говорить это мне!
— Ты прячешься за свои воспоминания, свой дом и своего отца. Возможно, я ошибся, надеясь на иное, может быть, это — единственный способ для тебя быть счастливой. — Его рот искривился, как будто слова были горькими на вкус; взгляд, которым он посмотрел на нее, был враждебным. Неугасшие чувства в его глазах теплились под соломой его волос. — Но не взваливай эту ношу на ребенка. Ему это слишком тяжело выносить. И однажды это уведет его от тебя.
— Это возмутительно! Убирайся!
— Почему? Потому что я говорю правду? — Он стоял рядом с большой породистой лошадью, его рука лежала на лоснящейся шее, а пальцы зарылись в гриву. В своей грации и силе эти две фигуры соответствовали друг другу, как будто созданные для скульптурной композиции, монументальной и бессмертной.
Она сделала быстрый вдох.
— Правда? Это не то, что я получаю от тебя. Как я могу верить хотя бы слову из того, что ты говоришь? Я чувствую себя полной дурой, потому что совершенно ничего о тебе не знаю.
