На каждой станции ряды пассажиров редели, я продвигался по деревянной скамейке все ближе к окну и вскоре оказался в своем «купе на шестерых» в одиночестве. Я читал и слушал в наушниках радио. Но вскоре в скупом и тусклом освещении глаза у меня заломило, я сунул книжку в рюкзак и поднял голову. Оказалось, во всем вагоне осталась всего пара человек. Кроме меня, сидела здесь лишь подтянутая пожилая дама, по виду отставная училка (а то и завуч), и подвыпивший гастарбайтер, хохол или молдаванин.
Ночь… Пустой вагон, снежинки за окнами, лес по обе стороны, далекие огоньки… Я человек, не склонный к сентиментальности, но, видит бог, во всем этом было что-то романтическое — особенно если учесть, что каждое постукивание колес приближало к Новому году.
И вдруг — едва поезд усилил ход после очередной станции — началось резкое торможение. Меня даже вдавило в спинку сиденья. Вагон затрясся, задрожал. Раздался дикий визг — железа по железу. Я напрягся в ожидании удара. Почему-то показалось, что мы вылетели на встречный путь. Или чья-то машина заглохла посреди переезда.
Удара, слава богу, не последовало. Электричка, отскрежетав, сбавила ход до нуля и, наконец, подрагивая, замерла, слышалось лишь неумолчное «дыр-дыр-дыр» моторного вагона.
Я выглянул в окно. Ничего не видно, лишь проносились редкие снежинки, да средь черноты мерцала березовая роща, а за нею — редкие огни. Мы уже выехали из густонаселенных пригородов и торчали где-то меж деревень и дачных поселков.
Спереди донесся отдаленный стук — вроде бы открылась дверь кабины машинистов.
Повинуясь инстинкту охотника, я вскочил с места и отправился вперед по ходу поезда. Училка и гастарбайтер проводили меня взглядами — училка скептическим, а гастарбайтер — удивленным.
Я ехал во втором вагоне, и потому нужно было только перейти сцепку, чтобы оказаться в голове состава.
В первом вагоне оказался один-единственный пассажир подшофе. Он спал, привалившись к окну, в шапке набекрень и со сбившимся набок галстуком. Даже экстренное торможение его не разбудило.
Я вышел в самый первый в поезде просторный тамбур. Двери наружу оказались закрыты — равно как и в кабину машинистов. Я попытался хоть что-то разглядеть в мутном, испачканном окне — но ничего не увидел.
Однако там, в заснеженной пустыне, что-то происходило — донесся мужской удивленный вскрик, потом заорали друг на друга два возбужденных голоса. Один звучал отдаленно — слов никак не разобрать, зато второй — совсем рядом.
