- Кури здесь, - сказал ему Челновский.
- Расчихаетесь неравно. Головы заболят.
Овцебык стоял и улыбался. Я никогда не встречал человека, который бы так улыбался, как Богословский. Лицо его оставалось совершенно спокойным; ни одна черта не двигалась, и в глазах оставалось глубокое, грустное выражение, а между тем вы видели, что эти глаза смеются, и смеются самым добрым смехом, каким русский человек иногда потешается над самим собою и над своею недолею.
- Новый Диоген! - сказал Челновский вслед вышедшему Овцебыку, - все людей евангельских ищет.
Мы закурили сигары и, улегшись на своих кроватях, толковали о различных человеческих странностях, приходивших нам в голову по поводу странностей Василия Петровича. Через четверть часа вошел и Василий Петрович. Он поставил свою трубочку на пол у печки, сел в ногах у Челновского и, почесав правою рукою левое плечо, сказал вполголоса:
- Кондиций искал.
- Когда? - спросил его Челновский.
- Да вот теперь.
- У кого ж ты искал?
- По дороге.
Челновский опять засмеялся; но Овцебык не обращал на это никакого внимания.
- Ну, и что ж бог дал? - спросил его Челновский.
- Нет ни шиша.
- Да шутина ты этакой! Кто же ищет кондиций по дороге?
- Я заходил в помещичьи дома, там спрашивал, - серьезно продолжал Овцебык.
- Ну и что же?
- Не берут.
- Да, разумеется, и не возьмут. Овцебык посмотрел на Челновского своим пристальным взглядом и тем же ровным тоном спросил:
- Почему же это и не возьмут?
- Потому, что с ветру пришлого человека, без рекомендации, не берут в дом.
- Я аттестат показывал.
- А в нем написано: "поведения довольно изрядного"?
- Ну так что ж? Я, брат, скажу тебе, что это все не оттого, а оттого что...
- Ты - Овцебык, - подсказал Челновский.
- Да, Овцебык, пожалуй.
- Что ж ты теперь думаешь делать?
- Думаю вот еще трубочку покурить, - отвечал Василий Петрович, вставая и снова принимаясь за свой чубучок.
- Да кури здесь.
- Не надо.
- Кури: ведь окно открыто.
- Не надо.
- Да что тебе, первый раз, что ли, курить у меня свой дюбек?
- Им будет неприятно, - сказал Овцебык, показывая на меня.
- Пожалуйста, курите, Василий Петрович; я - человек привыкший; для меня ни один дюбек ничего не значит.
- Да ведь у меня тот дубек, от которого терт убег, - отвечал Овцебык, налегая на букву у в слове дубек, и в его добрых глазах опять мелькнула его симпатическая улыбка.
- Ну, а я не убегу.
- Значит, вы сильней черта.
- На этот случай.
- Он о силе черта имеет самое высокое мнение, - сказал Челновский.
