Леону не понравился его самодовольный вид. Сейчас банк составлял примерно двадцать тысяч евро, из которых восемь тысяч принадлежали самому Леону. Или, точнее, его клиентам.
Леон почувствовал, как у него свело живот. Господи… Опустился до мелких краж у паршивых лавочников. Что за срань! Еще девять лет назад он загребал миллионы, приторговывая самородками инсайдерской информации. Между ними говоря, он и прочие из круга каждый год заколачивали больше двадцати пяти миллионов евро. Сладкие сделочки — все до единой. Пока не дошло до «Сорохана», конечно. Гребаный Мартинес.
Леон сделал глубокий вдох и попытался сосредоточиться на игре. Он по-прежнему был небрит и чувствовал, как воняет его собственное немытое тело. На подходе терн — четвертая общая карта. Мэтти сдал. Еще одна пятерка. Леон замер. Теперь на столе были король, тройка и две пятерки. Это давало Леону фулл-хаус из королей и пятерок.
Борец подтолкнул горку фишек к банку:
— Пять тысяч.
Леон видел, как напряглись складки вокруг рта его противника. Он знал, что пока идет впереди. Борцу светили три пятерки, максимум — фулл-хаус, если придут еще две тройки, но не больше. Леон уравнял ставку.
Теперь — ривер, пятая и последняя карта. Леон взглянул на Мэтти. Тот выкинул пятерку.
Черт! Теперь на столе три пятерки. Леон испытующе посмотрел на борца. Неужто последняя пятерка у него?
Лоб борца блестел в свете потолочной лампы. В этот миг он походил на плавящегося воскового манекена. Борец подтолкнул вперед самую большую ставку: шесть тысяч евро. Середина стола стала напоминать архитектурную модель города с многоярусными башенками.
Леон уставился на банк. Теперь там было больше тридцати пяти тысяч. Он едва не заскулил вслух, ибо понял, что его ставка в тринадцать тысяч больше не принадлежит ему. Отныне она — часть банка, и пытаться ее отыграть, продолжая повышать ставки из собственного кармана, попросту глупо. Умный человек просто закончит игру и уйдет.
Леон зачерпнул последние оставшиеся у него фишки и с верхом насыпал их в банк:
— Уравниваю.
Их взгляды скрестились. Пора открыть карты. Борец начал первым. Почти как в замедленной съемке, он перевернул свою верхнюю карту. Тройка треф. Пока это дает ему только фулл-хаус из пятерок и троек. Спина Леона взмокла от пота. Будто загипнотизированный, он уставился на вторую карту. Борец перевернул ее. Пятерка бубен. Единственная карта в колоде, побивавшая соперника.
Леон откинулся в кресле. Четыре чертовых непобедимых пятерки! В желудке, будто угорь, плеснулась тошнота; в ушах глухо застучало; картинка перед глазами смазалась по краям. Гребаный урод Мартинес! Это он пристрастил Леона к игре. Это он все разрушил! Леон скрипнул зубами, еле сдержавшись, чтобы не завыть от ярости. Девка Мартинеса заслужила все, что он, Леон, ей уготовил.
