Через три дня «выброс» Вороновой должен был выйти на связь по рации. Сухоруков в ожидании сеанса изучал геологические образцы. Завхоз выволок кусок брезента и лежал на нем, покряхтывая от удовольствия, — погода установилась, было даже жарковато для осени. Глядя на него, Сухорукое тоже разделся, — стояли редкие для тайги дни, когда сошел комар, но еще пригревает солнце и можно позагорать.
Редозубов долго молчать не умел и, покосившись на начальника, осторожно начал:
— Я вот лежу и думаю: повезло тебе с невестой, хорошая баба…
Сухоруков, не отвечая, стремительно писал что-то в пикетажке, посматривая на разложенные образцы.
— У меня вот дочь растет, язви ее в душу, — продолжал завхоз, — нацепит сапожищи до колен, штаны американские натянет и прет по жизни гренадером. А попробуй укажи — так отбреет отца родного… Да, омужичились девки-то, и не только одежой. В мое время куда какие скромницы, помню, были! Но и цену себе знали. Иная с виду совсем замухрышка, а идет — все в ней поет. Теперешние девки и ходить-то по-бабьи не умеют. Того и гляди, отвалится чего-нибудь. Мою гренадерку в 20 лет мать учит, как юбку носить, шнурком ей коленки подвязывает. Тьфу!..
— Мы, Трифилич, к таким уже привыкли, — Сухоруков, с улыбкой слушавший завхоза, посмотрел на часы и встал, — пора выходить на связь.
— Привыкли… а в жены других выбираете, вроде твоей Риты, — проворчал Редозубов, тоже поднимаясь. Но вдруг замер в неудобной позе, глядя на восток. — Что это?!
Над тайгой поднималась с той стороны черная пелена, надвигалась на них. В считанные минуты потемнело. Тайга смолкла. В звенящей тишине возник тонкий пронзительный звук. Темнота тут же отлетела, унеслась прочь, но свист не исчез. Сухоруков яростно потряс головой, не сводя глаз со стороны, откуда налетел мрак. Горизонт посветлел, над сопкой Березовый Солдат, которую с лагеря хорошо было видно, стояла непонятная черная спираль, медленно раскручивающаяся вверх. Узким концом, словно иглой, спираль упиралась в сопку, широким прорывала плотное белое, перечеркнувшее ее пополам облако, и уходила в синеву неба, где терялась, размывалась в дымке.
— Что это? — повторил испуганно Редозубов.
Сухоруков бросился к стоящей наготове рации, стал выкрикивать позывные группы Вороновой, косясь на спираль:
— «Кварцит-5», я база, как слышите, прием… «Кварцит-5», я база… «Кварцит-5»…
Спираль медленно растворялась в воздухе и вскоре исчезла. Стих пронзительный свист. Сухоруков продолжал вызывать «выброс»:
