И откуда только эта дентальная свежесть у них бралась? У нации, у племени, не знавшей ни зубной щетки, ни пасты «Колгейт»…
Керим или Набиулла по очереди сперва работали при Вове переводчиками.
А через пару месяцев Вова уже и без переводчиков стал обходиться.
На смеси узбекского и пушту ловко объяснял несовершеннолетним рекрутам, как закладывать фугас, как подсоединять к подрывной машинке провода, идущие от электродетонаторов, как соединять накладные заряды в один с помощью детонирующего шнура… Объяснял и показывал, как сделать запальную трубку из обычного детонатора и куска ОШ[16], как сделать и как поставить инициирующий заряд из стандартной двухсотграммовой шашки с запальной трубкой…
Сопливые рекруты скалились и всякий раз принимались хохотать, когда Вова коверкал слова.
Но старались.
Писать не умели, конспектов, как это было принято в советской учебке, не вели по причине неграмотности, но подрывное дело схватывали не хуже иных советских сержантов.
И главное — ничего не боялись.
Вову сперва пугало это их отсутствие всякой острастки.
Он, бывало, только скомандует: «Детонаторы взять, огнепроводный шнур взять, трубки делать…» — а эти уже детонаторы похватали — и сразу в рот…
Дети!
Хватают все что блестит…
Одному пацаненку челюсть оторвало.
Он детонатор зубами сжал — хлопок, и только кровью все вокруг забрызгал.
Стоит — а половины нижней лица — и нет!
Постоял-постоял и упал…
Закопали пацаненка, по обычаю, до захода солнца. Закопали сидя — лицом к Востоку.
Набиулла потом Вове сказал, что пацаненок этот в тот же день в раю был.
* * *
Катюша лежала на кушеточке подле бассейна.
В шелковых шальварах, в мягкой замшевой безрукавочке.
Лежала и кушала рахат-лукум.
Лида с дочкой сидели рядышком и тоже лакомились шербетом, попивая крепкий пахучий кофеек.
Катюше крепкий кофе был противопоказан — она теперь кормила.
— Ну что Ходжахмет? — спросила Лида.
— А что Ходжахмет? — переспросила Катюша, отщипывая крохотный кусочек сахаристо-мягкой сладости.
— Сашеньку он видел?
— Ах, Сашеньку, — сладко потянувшись и как бы нехотя отвечала Катюша, — он Сашеньку объявил своим сыном и велел его теперь называть не Сашенькой, а Сеидом.
— И что теперь будет? — спросила Лида, отщипывая от богатой грозди самую крупную виноградину.
— Он меня женой своей назвал, а Сашеньку-Сеида сыном своим велел записать, главным наследником.
— И что теперь? — спросила Лида, отправляя в рот очередную виноградинку.
— А теперь я не знаю что, — ответила Катюша, — могу я быть женой другого при живом муже?
