— Всем хватит, братья, у нас много медичек. Докторицы-медсестрицы, фельдшерицы, на любой вкус, блондинка, брюнетка-конфетка — всем достанется! У Азиза лучший товар!
— Заберут нашу Милку в дом какого-нибудь престарелого персиянина, лечебные процедуры ему делать, — вздохнула Лида.
— Не завидуй, подружка, — шепотом сказала Катюша. — Милка как начнет этого шейха лечить, словно барбоса, ее вмиг разоблачат и на псарню переведут к афганским борзым.
— Все одно — по специальности работать будет, а не в постели отрабатывать, — снова вздохнула Лида.
— Номер сорок пять, Катя из Москвы, медсестра, жена майора ФСБ, беременная на восьмом месяце, — объявил конферансье.
Катюшино сердце бешено забилось. Кровь бросилась в лицо.
Откуда? Откуда им известно? Она же ни словом! Ни словом ни с кем не обмолвилась о том, что медсестра, и тем более про то, кем и где служит ее Саша!
— Чего встала, как ослица возле рекламы «Сникерса»? — насмешливо спросил в микрофон конферансье. — Люди ждут, покажись!
Катя вышла под свет рампы.
Да еще и осветители потрудились — навели на нее лучи прожекторов из своих ласточкиных гнезд. Ослепили.
Катюша стояла на своих тоненьких шпильках, давно отвыкшая от каблуков, стояла и инстинктивно держалась за свой восьмимесячный живот.
— Тоже медицина! — воскликнул кто-то невидимый из-за ослепляющего Катюшу света.
— И красивый баба! — добавил кто-то.
— А майор ФСБ на Москва дома остался? — спросил кто-то третий.
— Беру все пять бабов за пять миллион, — крикнул четвертый.
В партере снова началась какая-то возня, послышались даже угрожающие клацания затворных рам, но конферансье внезапно прервал прения и слегка смущенно объявил:
— Азиз просит извинить уважаемых покупателей, но номер сорок пять, беременный Катя из Москвы, снимается с торгов по причине того, что уже продан.
— Как продан? — возмутился кто-то из первого ряда. Судя по голосу, жирный и небритый, как себе представила Катя.
— А я шесть миллион за беременный жена ФСБ плачу! — крикнул второй. Катя его тоже не видела, но по голосу представила кричащего худым арабом с черными злыми глазами.
— Что это за аукцион-моцион такой! — возмутился третий. — То ставят, то снимают, я уходить на другой аукцион-моцион.
— Давай обратно Катька из Москва на продажа ставь! — крикнул четвертый. Тоже, судя по голосу, толстый и лоснящийся от похоти и самодовольства.
Шум поднялся нешуточный.
— Что значит «продана уже»? — кричали из первых рядов. — Мы тебе что? Не уважаемые покупатели, что ты так с нами разговариваешь?
