Дальнозоркий по своему возрасту, Баринов хорошо видел вдаль.
И с расстояния в сорок или тридцать метров он хорошо разглядел лица родственников этой несчастной. Разглядел и узнал, вздрогнув.
— Да это же наш редактор отдела прозы, Николай Владимирович Соколовский! — испуганно прошептал Баринов, сам себе закрывая ладошкой рот, непроизвольно открывшийся в изумлении.
Его дочка, которую, как припомнилось Баринову, звали Светой, уже лежала, растерзанная, на груде битого кирпича, и все родственники и соседи ее бросали в нее, бедную, бросали…
А Николай Владимирович, тот самый Николай Владимирович, который некогда души не чаял в своей Светочке, вдруг поднял с земли большой тяжелый кирпич, не битый, а целиковый, и, подойдя к дочери, вдруг с силой бросил этот снаряд прямо ей в голову.
Баринов зажмурил глаза.
Толпа внизу восторженно ликовала.
А ведь он так любил свою дочку!
Баринов помнил, как восемнадцать лет назад, когда они только закончили восточный факультет, счастливый Коля Соколовский проставлялся им, бедным филологам-востоковедам, за доченьку, только что родившуюся в роддоме при больнице Раухфуса.
А вот что теперь.
Баринов зачем-то, сам не зная зачем, слез с лесов, протиснулся сквозь толпу.
— Коля! Коля! — крикнул Баринов Соколовскому, но тот даже ухом не повел, ни одним мускулом на лице не дрогнул.
— Его не Коля зовут, — дернув Баринова за рукав, сказал один из родственников, — ты его так больше не зови, он теперь уже три месяца как Магомед…
— А и хрен-то со всеми вами, — махнул рукой Баринов, — пошли вы все к черту!
* * *
Ходжахмет велел вызвать к себе этого новоявленного пророка-Шекспира.
Саша волновался.
Старцев много рассказывал ему о Ходжахмете.
Как же!
Саша ведь даже с родной сестрой Ходжахмета, с Ларисой, женой генерала Старцева, был очень хорошо знаком.
На этом-то и попробовали Старцев с Сашей построить его новую легенду.
Пускай очень зыбкую, пускай очень рискованную, но, по мнению Саши, очень и очень действенную.
Саша сам предложил идти наиболее рискованным способом, и даже настолько рискованным, что Старцев, сам автор и проводник нескольких головокружительных операций, что были не на грани, а за гранью риска, когда процент успеха едва превышал цифру десять, когда нормальные аналитики из Центра разработок, эти монстры ума и кладези оперативной мудрости, не давали никакого позитивного шанса на удачу, — Старцев сам лез в пекло и выходил живым. Но то было — сам. А здесь посылать на безнадежное дело товарища. Это совсем иной коленкор.
