В противоречивой вселенной ее бреда, пока Клавдия Б. грезит о реке и о толпах, бодро движущихся в ее направлении, смешиваются страдание и радость, как будто ее мир разделился надвое — в одном нет ничего хорошего, а в другом все возможно, потому что есть надежда.
В эти минуты неуверенности и сомнения, когда Клавдия Б. плачет и смеется одновременно, она останавливается и смотрит на горизонт, за линией которого должна быть река. Стоит неподвижно, молчит и надеется, что случится то, чего, быть может, никогда и не случится. Надеется, что мечты не рассыплются в прах. Надеется, что кто-нибудь придет и возьмет ее за руку. Надеется, что откроется какая-то дверца и появится новый путь. Надеется, что пройдет время — и от нее ничего не останется, кроме светлого и легкого праха на лице земли.
