— Это правда?
Я хохочу. Просто не могу удержаться.
— Ты в самом деле вообразил, будто я по своей воле пришла к этому куску тухлого сала? Юлиан, у тебя совсем никакой веры нет! Мне-то — ладно, но ты уже и моему вкусу доверять перестал?
Он бросает меч на пол, перешагивает через тело и хватает меня за плечи. Мое сердце снова бухает в ребра: он разворачивает меня и прижимает к стене. И приближает губы к моему лицу:
— Поклянешься?
Нельзя допустить, чтобы он почуял мой страх. Я хватаю этот страх и превращаю в топливо для своего гнева. И с силой отталкиваю Юлиана:
— Хватит глупостей! Клянусь Всевышним и всеми девятью Его святыми! А теперь пусти, больно же!
Его настроение меняется, как бегучая ртуть. Он ловит мою свободную руку и подносит к губам:
— Я не должен был сомневаться в тебе.
Его дыхание теплом обдает мне кожу. Он переворачивает мою кисть и целует запястье.
— Вот именно, не стоило. — Я тяну руку к себе и чувствую немалое облегчение, когда он отпускает. Принимаюсь убирать растрепанные волосы, больше для того, чтобы он опять за руку не схватил. — Ну и как, по-твоему, я объясню все это отцу?
Юлиан переводит взгляд на мертвого Матюрена:
— Мы скажем, что он был кругом виноват, как отец и подозревал, а ты еще и поймала негодяя с поличным. Так что у тебя не оставалось выбора, кроме как убить его, прежде чем он отправит еще одно послание герцогине.
— Еще одно послание?
Взгляд Юлиана, по обыкновению, непроницаем.
— Именно. Поскольку тебе удалось выяснить: это он предупредил герцогиню, что она едет прямо в ловушку.
Я вынуждена признать, что Юлиан удивительно ловко сумел обратить незавидную ситуацию к нашей с ним выгоде. К моей выгоде, вернее сказать. Снова он придумал верный способ защитить меня от гнева д'Альбрэ. Однако в этом таится своя опасность: мне остается только предположить, что Юлиан подозревает — герцогиню предупредила я.
А он тем временем добавляет:
— Я позабочусь о трупе.
Я выгибаю бровь и фыркаю:
— С тебя причитается за маловерие.
Он вновь хватает меня за руки.
— Один поцелуй, — молит он. — В знак того, что ты не сердишься.
Хочется отказать ему, но я, по сути, трусиха. Какие отказы, когда он допущен к моим самым опасным секретам! Ужас отравляет мою кровь, когда Юлиан наклоняется и накрывает мои губы своими… Я просто отъединяю свой разум от тела, почти так же, как отъединилась от плоти душа Матюрена. Только так я способна выдержать прикосновение Юлиана.
«Он мне не брат, — твержу я про себя. — Он мне не брат…»
