Что-то медленно топало по палубе. Потом послышалось сопенье и появилась Фруте, какая-то призрачная в лунном свете — серая и странная со своими длинными ногами и стеклянными глазами. Но кожа у нее была теплая, и она подсунула голову под руку Кая вполне привычным движением.
Наступила тишина. Слышно было только дыхание Фруте. Под приглушенный плеск волн яхта поднималась и опускалась — она вовлекала в свое движение горизонт, который колыхался, как кринолин.
Началось плавное круженье, в центре коего были они трое — три сердца, над которыми ночь раскинула свои крылья. Каждое гляделось в себя, а над ними витала общность всего живого. Они чувствовали за горизонтом необъятность Вселенной, ее текучесть и бесконечность, но спокойно ставили ей границу, имевшую начало и конец и носившую имя — Жизнь.
Они не забылись: вот уже Лилиан Дюнкерк потребовала себе изобретенный Каем коктейль из козьих сливок, Marasquino di Zara, небольшого количества вермута и нескольких капель ангостуры. И разве удивительно было то, что для себя Кай принес графин коньяка, а для Фруте — толстенную салями, реквизированную у кока?
Так они торжествующе встретили зарю.
Текли дни, и никто их не считал. Приподнятое настроение все еще длилось, возводя над яхтой арку от горизонта до горизонта.
Но вот наступил день, когда опять заявили о себе часы, и время, и сроки. Яхта держала курс на Неаполь и Палермо.
В последние ночи бушевал шторм, и не закрепленные предметы в каютах катались, гремя в темноте, как ружейные выстрелы. К утру ветер стихал, но море еще продолжало волноваться. Вода успокаивалась далеко не сразу.
Во второй половине дня на горизонт вползла какая-то бухта. В полдень в небо уже взвился одинокий дымок.
Кай улыбнулся, глядя на Лилиан Дюнкерк.
— Мы не станем ничего опошлять, ибо знаем: то, что было, — неповторимо и безвозвратно. Почувствуем, что это последние часы с их меланхолией и тоской — нюансами счастья. Чего стоило бы счастье без прощания?
Бухта все росла и росла. Она обнесла себя горной цепью и, вырвавшись с обеих сторон из синей дымки, обрела очертания и пространство вокруг. Террасами вверх по склону до вершины горы поднимался город — Неаполь.
Он остался позади — соскользнул в море. Потом с шумом надвинулся роскошный берег Сицилии. У него был другой вид, уже немного тропический. Яхта замедлила ход.
Всего несколько слов. Лилиан Дюнкерк махнула рукой и крикнула:
— Я буду на чемпионате Европы.
Маленькая лодка улетела прочь, и земля, пальмы и люди отделили Кая от яхты.
