Собрание сочинений. Тревога и надежда (статьи, письма, выступления, интервью). Том 1. 1958—1986 | страница 5




«Разрядка напряженности без демократизации, примирение, в ходе которого Запад примет правила игры Востока, были бы <…> очень опасны и совершенно не решили бы стоящих перед миром проблем. Это была бы просто капитуляция перед растущей силой СССР. Это была бы попытка торговать, получая газ и нефть, но игнорируя все остальные аспекты проблемы. <…>

Если Советский Союз освободится от проблем, которые он сам не в состоянии решить, он сможет сконцентрироваться на накоплении силы, в результате чего разоруженный мир окажется перед мощью советского неконтролируемого бюрократического аппарата. <…> Таким образом, культивируется и поощряется замкнутость страны, где все скрыто от посторонних глаз, а подлинный облик страны скрыт за маской. Никому не желательно иметь такого соседа, особенно вооруженного до зубов».[2]


В своей Нобелевской лекции 1975 года Сахаров так сформулировал этот тезис:


«Я убежден, что международное доверие, взаимопонимание, разоружение и международная безопасность немыслимы без открытости общества, свободы информации, свободы убеждений, гласности, свободы поездок и выбора страны проживания».


Доктрина Сахарова опирается на три аргумента. Во-первых, если государство представляет угрозу для своих граждан, оно будет представлять угрозу и для своих соседей. Во-вторых, уважение прав человека обеспечивает демократический контроль над внешней политикой страны и над военными расходами, и общество не допустит милитаризации экономики в мирное время. И третьим аргументом Сахарова было то, что соблюдение прав человека обеспечивает свободный обмен информацией и идеями между народами, способствует их сближению, снижению взаимного недоверия и тем снижает вероятность конфликта и возможность тайного вынашивания агрессивных намерений. Все эти аргументы Сахаров высказывает в различных контекстах во множестве своих выступлений.[3]


Расширенно толкуя Сахарова, к этому можно добавить четвертый аргумент, примыкающий скорее к сахаровской теории конвергенции: права человека могут (и должны) стать общей ценностью для всех народов, и эта общность ценностей снизит возможность идеологических («цивилизационных») конфликтов. Иными словами, Сахаров предполагает, нигде это, правда, явно не формулируя, что гарантией прочного мира могут стать общие ценности и что такими ценностями могут (и должны) стать права человека. Мир основанный на таких ценностях, тем более возможен, что «идеология прав человека», по мнению Сахарова, универсальна.