– Но чья была вина?
– Хотя тогда я этого ей не говорил, но, конечно, во всем обвинял ее; «Эта женщина бесплодна, из-за нее надо иной смеются». А она, со своей стороны, обвиняла меняй даже предполагала, будто я…
– Что ты?
– Ничего, по когда проходит год и другой и супруги все еще бездетны, жена начинает думать, что виноват муж, что брак неудачен из-за какой-то его болезни… Мы стали врагами, в нашем доме завелся демон. И наконец демон своего добился: начались взаимные упреки вроде «ты никуда не годишься», и «да нет, это ты плох», и тому подобное.
– Поэтому ты два или три года спустя после женитьбы был так мрачен, озабочен, расстроен? Из-за этого тебе пришлось поехать одному в санаторий?
– Нет, не из-за этого. Было кое-что похуже.
Наступило молчание. Виктор опустил глаза.
– Хорошо, хорошо, не говори, я не хочу знать твоих секретов.
– Ладно, расскажу тебе! Измученный этими супружескими раздорами, я вообразил, будто все дело не в интенсивности или в чем-то другом, а в частоте наших… ну ты меня понимаешь?
– Да, кажется, понимаю.
– И я, как дикарь, стал есть все, что мне казалось питательным и укрепляющим, да еще со всевозможными специями, особенно темп, которые слывут возбуждающими. Я начал как можно чаще заниматься любовью с женой. Вот и довел себя.
– Ты заболел?
– Естественно! И если б мы вовремя не сообразили, в чем дело, и не обратились к врачу, я бы, наверное, отправился на тот свет. Но зато меня вылечили во всех отношениях: я вернулся к жене, мы успокоились и смирились. Мало-помалу в доме у нас воцарился если не полный мир, то почти счастье. В начале этой новой жизни, лет через пять после женитьбы, мы еще жаловались иногда на свое одиночество, но очень скоро мы не только утешились, но даже привыкли к нашему состоянию. В конце концов мы перестали скучать без детей и даже сочувствовали тем, кто их имел. Мы привыкли друг к другу, мы стали друг другу необходимы. Ты этого не можешь понять.
– Да, пожалуй, не понимаю.
– Ну так вот, я стал для своей жены привычкой, как и она для меня. Все в нашем доме постепенно вошло в рамки умеренности, и еда – тоже. В двенадцать, ни минутой раньше или позже, суп уже на столе; мы каждый день едим почти одни и те же блюда в том же порядке и количестве. Я ненавижу перемены, как и Елена. У нас живут по часам.
– Это мне напоминает слова нашего друга Луиса о семействе Ромера; он говорит, что они «муж и жена холостяки».
– Правильно. Потому что пет холостяка более одинокого и закоренелого, чем женатый человек без детей. Как-то раз, чтобы заменить ребенка – ведь, что ни говори, во мне не умерло отцовское чувство, а в ней материнское, – мы подобрали, или, если угодно, усыновили собаку. Но она подавилась костью и умерла на наших глазах; вид этих влажных собачьих глаз, моливших о спасении, наполнил нас такой скорбью и ужасом, что больше мы уже не хотим держать ни собак, ни вообще что-либо живое. Нам хватает больших кукол из папье-маше – ты их видел у нас, – Елена их одевает и раздевает.
