– Что с вами, дон Аугусто, вам плохо?
– Нет, нет, ничего.
– Чем вам помочь? Вы чего-нибудь хотите?
– Стакан воды.
Как будто усмотрев в этом спасение, Эухения вышла, чтобы принести ему стакан воды, и сделала это очень быстро. Вода колыхалась в стакане, но еще больше колыхался стакан в руках Аугусто, который пролил воду на подбородок, не отрывая ни на миг глаз от Эухении.
– Если желаете, – сказала она, – я прикажу приготовить вам чашку чая, а может, хотите, мансанильи или липового настоя? Уже прошло?
– Нет, нет, ничего, все в порядке, благодарю вас, Эухения, благодарю. – И он вытер воду с подбородка.
– Ну хорошо, теперь присядьте. – И, когда они уселись, продолжила: – Я ждала вас все эти дни и велела прислуге впустить вас, даже если не будет дяди с тетей. Я хотела поговорить с вами наедине.
– О Эухения, Эухения!
– Побольше хладнокровия. Я не воображала, что мое присутствие на вас так подействует, я даже испугалась, когда вошла сюда: вы были похожи на мертвеца.
– Я и впрямь скорее был мертв, чем жив.
– Нам необходимо объясниться.
– Эухения! – воскликнул бедняга и протянул руку, которую тут же отдернул назад.
– По-моему, вы еще не в таком состоянии, чтобы мы могли говорить спокойно, как добрые друзья. А ну-ка! – И она схватила его руку, чтобы пощупать пульс.
Пульс у бедного Аугусто лихорадочно забился, он покраснел, лоб его пылал. Глаз Эухении он уже не видел, не видел ничего, кроме тумана, красного тумана. На миг ему показалось, что он теряет сознание.
– Пощадите, Эухения, пощадите меня!
– Успокойтесь, дон Аугусто, успокойтесь!
– Дон Аугусто… дон Аугусто… дон… дон…
– Да, хороший мой дон Аугусто, успокойтесь, и мы поговорим.
– Но разрешите мне… – И он обеими руками взял ее правую руку, холодную и белую, как снег, с заостренными пальцами, созданными для того, чтобы, лаская клавиши пианино, пробуждать сладкие арпеджио.
– Как вам угодно, дон Аугусто.
Он поднес руку к губам и покрыл поцелуями, которые едва ли смягчили снежную ее прохладность.
– Когда вы закончите, дон Аугусто, мы начнем разговор.
– Но, послушай, Эухения, я при…
– Нет, нет, без фамильярностей! – И, отняв, у него руку, добавила: – Я не знаю, какого рода надежды внушили вам мои родственники, точнее говоря, тетка, но мне кажется, вас обманули.
– Как обманули?
– Да, обманули. Они должны были сказать вам, что у меня есть жених.
– Я знаю.
– Это они вам сказали?
– Нет, мне никто этого не говорил, но я знаю.
– Тогда…
– Да ведь я, Эухения, ничего не требую, не прошу, не добиваюсь; я буду вполне доволен, если вы разрешите мне приходить сюда время от времени омыть мой дух в свете ваших глаз, опьяняться вашим дыханием.
