О поцелуе он не жалел. Более того хотел этого едва ли не с того самого момента, как встретил её на дороге у заглохшей машины. Она так очаровательно злилась и ему нравилось её подначивать. А потом сидя в уютной маленькой кухоньке и болтая с Машей, он смотрел на Нарино разрумянившееся лицо, на губы, которые она прикусывала, чтобы не рассмеяться и ему невыносимо хотелось ощутить их вкус.
Он не обманулся в ожиданиях. Её губы были нежными и слегка терпкими, пахли малиной и немножко бергамотом, а сама она была такой горячей и отзывчивой, что когда её пальчики коснулись его обнажённой груди, его буквально накрыло волной поднимающегося из самых глубин естества бешеного желания. Такого сильного, что даже сейчас от одного воспоминания джинсы снова стали тесными.
Естественно он разозлился и наговорил гадостей, что вполне в его духе, а это ни в коей мере не способствовало сближению. А сблизиться он хотел и достаточно сильно, судя по состоянию, причём хотел не просто одноразового секса с приглянувшейся женщиной. Он хотел её всю, такую упрямую и несговорчивую, колючую и страстную… В общем — хотел! И он её получит, чего бы ему это не стоило!
— Чёрт бы всё побрал! — он поёрзал на сиденье и включил зажигание, — ладно для начала, съезжу посмотрю, что там с её керосинкой.
Уже выруливая со двора, он вспомнил, что забыл у Нары портфель. Перебрав в памяти нет ли там чего важного, проверил в кармане служебный сотовый для экстренных вызовов:
— Надо же какая удача, — ухмыльнулся он. — Отличный повод для новой встречи. И да, есть ведь ещё Маша.
Северинцев и сам не знал-почему, но за очень короткое время знакомства с дочкой покойного Лёхи, стал чувствовать за неё определённую ответственность. Он не верил в рок или предопределённость, но почему-то думал, что она оказалась поздним вечером под колёсами его джипа не просто так. Может оттого, что в глубине души, испытывал сожаление о потерянной дружбе с её отцом. Ведь тогда именно он спровоцировал ту злополучную ссору, после которой Лёха его больше знать не хотел. А всё его длинный язык! И дёрнул же его чёрт ляпнуть счастливому Крылову, в день рождения Маши: «Чувак, а ты уверен, что дочка твоя?». Он не имел ввиду ничего плохого, просто неудачно пошутил, вспомнив о весёлых летних денёчках. Но оскорблённый до глубины души Лёха кинулся на него с кулаками прямо между парами в институтском коридоре, защищая любимую. Совершенно не заботясь о том, что обидчик на две головы выше и намного сильнее. Вовчик тогда еле оттащил его от разозлившегося не на шутку Северинцева, который уже не выбирая выражений в глаза высказывал бывшему уже другу всё что думает о его разлюбезной супруге, напомнив, что Саня мог запросто покалечить новоиспечённого папашу, а то и вообще вылететь из института за драку. Это немного охладило их пыл и они разошлись в разные стороны, злобно зыркая друг на друга. Вовчик пытался их помирить, просил Саню извиниться перед Крыловым, но тот упёрся рогом, заявив, что на правду не обижаются. С тех самых пор они даже не здоровались, а на обиду Лёхи ему было наплевать: уж если его угораздило жениться на девице, которую полстаницы поимело, не фиг строить из себя униженного и оскорблённого. Северинцев прекрасно знал, что Вовчик по-прежнему продолжал водить с ним дружбу и даже захаживал к его старикам после Лёхиной гибели, но он никогда не делился с ним подробностями, а Сане было всё равно. Конечно он сожалел о том, что бывший друг погиб. Из него мог бы получиться неплохой врач да и человек Лёха был хороший, и по прошествии времени Саня стал сожалеть о ссоре с ним. В конце концов — какое его дело? Ну была Ирка когда-то падкой на мужиков, потом же исправилась и даже искренне полюбила Лёху в ответ.
