– Пора, – сказал Пурус и затем произнес короткое заклинание на неизвестном языке. Глаза сэнмурва засветились красным.
– Почтенная Виз Винни, – прошептал Пурус. – Пришло время. Оговоренная плата ждет тебя. Сразу после смерти короля Тимора мне будет нужна смерть моего слуги Кракса и всех его людей и людей его людей. Не позже трех месяцев от сегодняшнего дня.
Сэнмурв закрыл глаза, словно давая знать, что понял сказанное, медленно выбрался из клетки, раскрыл крылья, пыхнул пламенем, опалив ресницы королю, и тенью скрылся в ночном небе.
В тесном внутреннем дворе на лошадь садился Кракс. Услышав хлопанье крыльев, он поднял голову и успел разглядеть перекрывшую несколько звезд тень. На мгновение закрыв глаза, Кракс смахнул со лба выступивший липкий пот и засмеялся.
Голова уже кружилась, арена начала клониться и подниматься к небу, но до ратуши Кама дошла сама. Фламма сорвала с шеи шерстяной платок и перехватила ей ногу поверх черного шарфа, но идти было трудно, и все-таки принцесса не дала ни рыжей разбойнице, ни Лаве подхватить себя, а Мурус, который вовсе собирался взять ее на руки, осекся, едва столкнулся со взглядом дочери короля Тотуса Тотума.
– Сейчас, – суетился где-то рядом Софус. – Сейчас прибудет лекарь со снадобьями. Ничего страшного. Главное – сухожилие цело. А все остальное можно зашить.
– Ничего не нужно, – раздался чей-то знакомый голос, но узнавать его не было сил.
Мир начал суживаться. Сначала исчезла арена, затих шум трибун, затем исчезли стены ратуши. Рядом мелькали заплаканные лица Фламмы и Лавы, и Кама пыталась улыбаться, чтобы поддержать их, но губы не слушались ее, а когда ей показалась знакомой рука, поднесшая к ее лицу кубок с теплым араманским живым вином, и, подняв глаза, она узнала строгое лицо Сора Сойга, слезы полились неудержимо. Потом все куда-то опрокинулось, погрузилось во тьму, а когда вновь забрезжил свет, это уже был свет масляной лампы, и, оглянувшись, Кама увидела, что она лежит на ложе Фламмы, а напротив сидит на скамье Катта, вокруг нее суетится со своими мазями Пустула, а Сор Сойга уважительно рассматривает меч Фламмы и что-то негромко говорит ей. Лава, племянница короля, осторожно прилаживает на ногу Катте, служанке, окровавленный черный шарф, а сама Катта, почему-то коротко остриженная и наряженная в доспехи Камы, беспрерывно бормочет что-то:
– Я сама из Змеиной деревни, а сестру мою выдали замуж через ущелье. И там такой узкий мост, что всякий раз, когда я ходила в гости к сестре, у меня ноги дрожали, и иногда я застывала на самой середине моста и не могла двинуться ни туда, ни сюда. А один раз я так испугалась, что на середине моста забыла, иду я к сестре или от сестры, стою и не знаю, куда мне идти. А когда меня взяли на кухню прислуживать в замок, я там прислуживала три года, а потом оказалось, что у меня красивые светлые волосы, почти как у королевы, Ее Величество меня заметила, и меня взяли в коридорные. А теперь волосы вовсе мне все обрезали, на меня теперь никто и не посмотрит, с короткими волосами. А еще на том узком мосту некоторые падали вниз, там острые камни внизу, так что никто живым не оставался, но все равно страшно, потому что долго лететь. Высоко – значит, долго лететь, но я крепко держалась. Зато наверняка. Но я крепко, очень крепко всегда держалась. А когда меня взяли на кухню…
