Тут вмешался Жан-Дюпон:
— А почему бы ему не поместить свои деньги в сберегательную кассу вместо того, чтобы ежемесячно отдавать их торговцу? Ведь колониальная контора преспокойно воспользуется его капиталом и даже не подумает заплатить ему проценты.
— Давайте договоримся с самого начала, — ответила Перпетуя с уверенностью, которая повергла в полное замешательство всех собравшихся: — Я нисколько не сомневаюсь, что, если господин Епраим-Юбер Маконда поразмыслит хорошенько, он поставит крест на мотороллере. Хотя на самом-то деле он ни думать, ни считать не станет, разве кто-нибудь может рассчитать так всю свою жизнь? Он просто не пожелает принять во внимание все эти расчеты. Но если бы все-таки случилось невозможное и он прислушался бы к моим рассуждениям, то тогда, конечно, он поместил бы свои деньги в сберегательную кассу. Только я думаю, что лучшую отметку на экзаменах поставят тому, кто посоветует господину Епраиму-Юберу Маконде отдавать свои деньги торговцу в течение девяти лет. Я в этом не сомневаюсь.
Ну что за прелесть Перпетуя!
Какое влияние оказало это событие на судьбу молодой женщины? Даже если нельзя с уверенностью сказать, думал Эссола, что без этого ее семейная жизнь была бы счастливее, то не остается сомнений в том, что это выступление Перпетуи послужило началом краха их семьи, ибо Эдуард сделал унизительное для себя открытие, да еще в присутствии стольких людей: его жена оказалась умнее его. К тому же он был не в состоянии опровергнуть эту бьющую в глаза истину, ведь нельзя затмить солнца!
В течение нескольких недель Эдуард буквально не находил себе места, слыша двусмысленные шуточки своих приятелей. Может, ему следовало радоваться, что он является мужем, а стало быть, и повелителем такой образованной и умной женщины? Даже в Зомботауне многие люди увидели в этом благословение небес, и поначалу казалось, что и Эдуард занял такую позицию и решил, что все случившееся — честь для него. Казалось, он даже гордился этим, хотя и не мог устоять перед соблазном поиздеваться над своей женой.
— Перпетуя, поди сюда! — кричал он ей. — Ну наконец-то! Сбегай, старушка, купи мне три бутылки «Бофора». Вот тебе пятьсот франков. Сколько будет шестьдесят пять на три? Ну что же ты? Шестьдесят пять на три?
— Сто девяносто пять! — торжествующе кричал Жан-Дюпон. — На это у меня ума еще хватает, Перпетуя! Только скажи своему мужу, чтобы на большее он не рассчитывал.
— Как же так, Перпетуя, — говорил Эдуард, — куда же подевалась вся твоя ученость? От пятисот отнять сто девяносто пять, сколько будет?
