Таким образом, мужчинам пришлось удовольствоваться «каркарой». Они выпили ее вполне достаточно, чтобы покинуть дом в состоянии некоторого возбуждения, которое позволяло им оценить счастье жизни, не теряя при этом чувства реальности.
Благодаря мудрости Амугу встреча прошла как нельзя лучше. К концу вечера явился Норбер вместе со своими подручными. После весьма немногословной беседы с Амугу он, не проявив никакой подозрительности, вернулся к своему джипу, оставленному на шоссе, и даже не спросил документы у приезжего. Около восьми часов вечера гости разошлись, ушли даже те, кто жил по соседству и мог не торопиться домой, но дело в том, что после провозглашения независимости во всех южных провинциях строго соблюдался комендантский час.
Вопреки опасениям мужа, Катри привезла из города много вкусной еды, в том числе рис и вяленую рыбу, которые она приготовила согласно местным обычаям.
Эссола и его двоюродный брат уселись за стол, один принес блюда, приготовленные матерью, другой — своей женой. То было маленькое пиршество, тем более что Катри, хотя она и не подозревала о возвращении родственника, запаслась, кроме всего прочего, бутылкой настоящего вина, а это само по себе считалось праздником в любой деревенской семье. Мужчины настойчиво приглашали обеих хозяек, но, следуя обычаю, те подходили к столу лишь затем, чтобы, отведав то или иное блюдо, приготовленное соседкой, громко расхваливать ее стряпню, хотя на самом-то деле, быть может, были о ней совсем иного мнения. Эссола, хорошо знавший свою мать, не раз убеждался, что она редко говорила вслух то, что думала.
После трапезы он открыл деревянный чемодан и достал купленную в подарок двоюродному брату рубашку, его жене он привез несколько метров поплина. Все радовались, глядя на Катри, которая уверяла, что это самый прекрасный подарок, какой она получала когда-либо за всю свою жизнь. Наконец Амуту и его жена, попрощавшись, ушли.
Эссола ждал, пока его мать шумно хлопотала в доме, прибирала и переставляла какие-то предметы, закрывала окна, двери. Он надеялся, что она заговорит первая. Но так и не дождавшись ее, начал сам.
— Ты видела своего сына? — спросил он ее тоном, не предвещавшим ничего хорошего.
— Какого сына? — бесстрастно отозвалась она.
— Мартина, конечно.
— А что?
— Тебе известно, что нам пришлось выуживать его из канавы? Да-да, он лежал в канаве. Просто удивительно, как он не свернул себе шею.
— В чем же ты меня упрекаешь? Выходит, я должна бегать за ним и следить, чтобы он не пил и не падал в канавы? В каком же возрасте, по-твоему, мать может наконец оставить без присмотра своих детей?
