— Сегодня мы собрались здесь, чтобы проводить в последний путь двух замечательных людей…
Священник читал заранее подготовленный текст выступления. По завершении проповеди, перед гробом майора выстроились в шеренгу шесть сотрудников спецслужб и, выстрелив залпом короткими очередями холостых выстрелов, опустили автоматы. Эти выстрелы были сделаны в честь памяти погибшего офицера и товарища.
Двое мужчин, одетых в дорогие костюмы, тихо переговаривались между собой.
— Его нашли повешенным в собственной квартире, а его жену, какие-то подонки, изнасиловав, бросили умирать. Они погибли в одну ночь.
— Это ужасно… Я надеюсь, свидетелей нет?
— Никак нет. Их десяти летнего сына возьмут на попечение родители покойных.
— Верно, надо позаботится о нём…
— Да. Сейчас такие времена… никогда не знаешь, когда и кого…
— Так уж не знаешь? — он прищурил глаза и поглядел на собеседника.
— Я смотрю тебе всё известно.
— Да так, кое-что. Работа у нас такая. Должны всё знать.
— Я надеюсь, что в департаменте лишних разговоров не будет.
— Разумеется, Иван Петрович. Нынче держаться лучше вместе. А то, съедят ко всем чертям, не враги, так свои… А мы ведь с вами, хоть и дальние, но всё же родственники.
— Зайди ко мне завтра, во второй половине дня. Есть, что обсудить. Что же касается случившегося, то это только начало. Сегодня выигрывают только сильные… Много работы намечается.
— Это верно. Слабым не место в этой битве.
Алёша стоял возле раскрытого гроба покойного отца. Рядом находился второй гроб, в котором лежало тело его матери. Однако крышка этого гроба была закрыта. Её не раскрывали на протяжении всей церемонии похорон. Вероятно тело, находившееся в нём, было не в лучшем виде. Рядом с Алексеем стояли его дедушка и бабушка — родители покойных. Склонив голову, и обняв крышку запечатанного гроба, бабушка громко, что-то кричала, оплакивая покойных. Её слова было трудно разобрать, из-за переполняющих чувств скорби и любви. Старушку слегка придерживал её муж, дедушка Алексея. Он нежно поглаживал жену, пытаясь придать ей силы и поддержать ее. Алёша не плакал, он уставился своими детскими глазами на гробы и лишь слегка всхлипывал, все слезы у него высохли еще ночью, не оставив возможности успокоить трагические переживания днем. На их месте виднелись два высохшие до дна океана трагедии.
К мальчику подошла, какая-то женщина, по-видимому, знавшая его родителей.
— Поплачь Алеша, непременно поплачь. Вот увидишь, тебе станет легче, — трепетно, еле сдерживаясь от печальных переживаний, произнесла старая учительница из Алешиной школы. Она нежно, по-матерински обняла мальчика.
