Давай, думаю, я чем-нибудь солдат бедных обрадую! Угощу их, что ли, чаем напою, - разговеюсь с ними на мои гроши!
Понравилось.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Я позвал вестового, даю ему из своего кошелька денег и посылаю, чтобы купил четверть фунта чаю, да три фунта сахару, да копу крашенок (шестьдесят красных яиц), да хлеба шафранного на все, сколько останется. Прибавил бы еще более, да у самого не было.
Вестовой сбегал и все принес, а я сел к столику, колю и раскладываю по кусочкам сахар - и очень занялся тем: по скольку кусков на всех людей достанется.
И хоть небольшая забота, а сейчас, как я этим занялся, так и скука у меня прошла, и я даже радостно сижу да кусочки отсчитываю и думаю: простые люди - с ними никто не нежничает, - им и это участие приятно будет. Как услышу, что отпустиый звон прозвонят и люди из церкви пойдут, я поздороваюсь - скажу: "Ребята! Христос воскресе!" - и предложу им это мое угощение.
А стояли мы в карауле за городом, как всегда пороховые погреба бывают вдалеке от жилья, а кордегардией у нас служили сени одного пустого погреба, в котором в эту пору пороху не было. Тут в сенях и солдаты и я, - часовые наружи, а казаки - трое с солдатами, а трое в разъезд уехали.
Из города нам, однако, звон слышен, и огни кое-как мелькают. Да и по часам я сообразил, что уже время церковной службы непременно скоро кончится - скоро, должно быть, наступит пора поздравлять и потчевать. Я встал, чтобы обойти посты, и вдруг слышу шум... дерутся... Я - туда, а мне летит что-то под ноги, и в ту же минуту я получаю пощечину... Что вы смотрите?
Да - настоящую пощечину, и трах - с одного плеча эполета прочь!
Что такое?.. Кто меня бьет?
И главное дело - темно.
- Ребята! - кричу, - братцы! Что это делается? Солдаты узнали мой голос и отвечают:
- Казаки, ваше благородие, винища облопались!.. дерутся.
- Кто же это на меня бросился?
- И вас, ваше благородие, это казак по морде ударил. Вон он и есть в ногах лежит без памяти, а двух там на погребице вяжут. Рубиться хотели.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Все вдруг в голове у меня засуетилось и перепуталось. Тягчайшее оскорбление! Молодо-зелено, на все еще я тогда смотрел не своими глазами, а как задолбил, и рассуждение тоже было не свое, а чужое, вдолбленное, как принято. "Тебя ударили - так это бесчестие, а если ты побьешь на отместку, - тогда ничего - тогда это тебе честь..." Убить его, этого казака, я должен!.. зарубить его на месте!.. А я не зарубил. Теперь куда же я годен? Я битый по щеке офицер. Все, значит, для меня кончено?.. Кинусь заколю его! Непременно надо заколоть! Он ведь у меня честь взял, он всю карьеру мою испортил. Убить! за это сейчас убить его! Суд оправдает или не оправдает, но честь спасена будет.
