Рамеш пояснил мне, что в истоках индийской поэзии лежат эпосы прошлого — Махабхарата>{24} и Рамаяна, которые ведут свое начало от Ригведы и дороги каждому индийцу. Один арабский географ, путешествовавший но Индии, сказал, что индийцы уделяют мало внимания собственной истории и весьма небрежны в отношении хронологии своих царей>{25}. «Когда же все-таки их начинают расспрашивать, — писал он. — а они не знают, что сказать, то сразу же с готовностью рассказывают сказки».
Любовь к сказкам сохранилась у индийцев до сих пор, заметил Рамеш. Западное влияние, как положительное, так и отрицательное, тоже оказало воздействие на индийскую литературу. Среди произведений молодых писателей много социально-критических рассказов, новелл и романов, в которых в острой, сатирической форме разоблачаются суеверие, отсталость и социальное высокомерие. Есть также группа писателей, которая довольствуется признанием со стороны посетителей кафе и не придает значения тому, понимают ли их массы.
Рамеш попросил меня рассказать о моей стране. Он читал много противоречивого о Германской Демократической Республике. Больше всего его интересует вопрос, чувствуют ли себя счастливыми граждане нашего государства, где политика так глубоко проникает в жизнь каждого человека.
«Какая серьезная тема для ночной беседы, — подумал я. — С чего же начать?» Я не мог сразу подобрать нужной мудрой пословицы и попытался скупыми словами рассказать о возникновении первого социалистического государства на немецкой земле. Казалось, Рамеш больше прислушивался к шуму, доносившемуся с улицы, но, судя по вопросам, которые он задавал, я понял, что он внимателен. Как я заметил, ему казалось непостижимым многое из того, что для нас само собой разумеется: равные для всех граждан возможности получить образование, эмансипация женщины, отсутствие бедности, голода и безработицы, гармония разума и власти.
На часах было уже около двенадцати. Рамеш поежился от ночной прохлады, которая мне была приятна. В Дели уже стояла весна, температура днем достигала тридцати четырех градусов, а ночью опускалась до пятнадцати. Я чувствовал, что Рамеша что-то беспокоит, но он не решается высказаться. Мы спустились в лифте в вестибюль отеля, где горела уже только одна лампа. Портье, сикх в роскошной форме с желтой широкой лентой через плечо, поздоровался с нами и разбудил шофера такси, уснувшего в своей машине.
Рамеш попросил разрешения сказать на прощание еще несколько слов. По голосу я понял, что он взволнован.
