— Что-то я не понимаю, — призналась я.
— Вот и он не понял. Не могло быть у последней ступени эволюции двух вариантов. А поскольку не понял, то и закрыл эту тему. И огласке не предал, за что ему большое звериное «спасибо». А то растащили бы нас по лабораториям, и, что бы там дальше было — никто не знает.
— А что было дальше так?
— А так не было ничего. Он мог наблюдать оборотня-волка — самый стандартный и старый вариант. Мальчишка, прислуживающий у него дома и таскавший тяжести, оказался не так прост. Поверив профессору, он рассказывал ему все, что с ним происходило, как есть. Но паренек все же был необразован, на многое не обращал внимания, и картинка складывалась мутная. Так Дарвин и умер, не поняв до конца, что же за чудо такое он мог наблюдать.
Я кивнула, давая понять, что слушаю.
— Итак, наука не стояла на месте, и доступна она была не только людям. Это сейчас мы умеем брать себя в руки и превращаться, когда мы этого хотим, а не когда придется, да еще и сохранять трезвый рассудок. А раньше внезапное превращение приносило множество неудобств, бед, а иногда становилось причиной смерти. Представь себе Средние века. Добропорядочный отец семейства, ходящий в церковь и исправно платящий десятину, вдруг превращается в волка посреди какой-нибудь ночной службы и срывается с места на волю, опрокидывая скамейки и распугивая прихожан! Когда он снова приходит в человеческий вид где-нибудь в поле и вообще пытается понять, что же с ним случилось, его уже ждет небольшая группа с факелами и вилами, со священником во главе. И он даже не успевает толком понять, что произошло, как сердце уже пронзено, а голова отрублена.
Я вздрогнула.
— Успокойся, не надо зеленеть лицом, — Оскар потянулся, разминая затекшие мышцы. — Перерыв?
— Ага! — Я так истово закивала, что он засмеялся. — Я тут видела кофейный автомат на каком-то этаже…
— А они на каждом есть, — в приоткрытой двери показалась голова Шефа.
Я невольно подскочила на стуле, порываясь вытянуть по стойке «Смирно!», Оскар просто обернулся к двери.
— Откуда такая честь? — Он приподнял бровь и слегка улыбнулся.
— Да мимо проходил, — Шеф уже был внутри. Он поднял глаза к потолку и всем своим видом изображал невинность, — думаю: дай зайду? Вдруг ты ее уже сгрыз в порыве праведного негодования? Он у нас знаешь какой, — обратился он уже ко мне, — чуть что не по нему — лапой по башке! Неповиновение — поймать и съесть! Будешь тупить — точно съест, я тебе говорю!