Приходилось сидеть в скучном городке.
Скука была действительно смертная, особенно вечерами, когда не разрешалось даже выходить на улицы. Бианка с удовольствием посидела бы в зале гостиницы, но Жан избегал туда спускаться. Ему неприятно было встречаться с пруссаками, которые проводили там большую часть своего досуга. Все, как один, блондины, здоровяки, эти кирасирские фендрики, лейтенанты, ротмистры, не стесняясь, гремели палашами и топали высоченными ботфортами, как в манеже. Кирасиры много пили. Зал утопал в клубах синего дыма от фарфоровых трубок, огромных, как чайные чашки. Кирасиры кричали, словно на военном учении. От их смеха и песен дрожали стены гостиницы.
Несчастного Жана бросали в дрожь взрывы хохота, долетавшие снизу до его мансарды. Для него было истинной мукой сойти вниз поужинать. Выбирая для этого редкие минуты, когда в зале бывало поменьше офицеров, Жан выходил туда, крепко держа за локоть Бианку. Он уже заметил, что молодые офицеры, не обращавшие на него ни малейшего внимания, откровенно посматривают на красивую итальянку. И от этих взглядов ему делалось не по себе. Бог знает, чего можно ждать от победителей!..
Сегодня, на счастье Ленуара, эскадрон был в поле. В зале сидел какой-то одинокий ротмистр — коренастый блондин с пушистыми усами. Небрежно кивнув в ответ на робкий поклон Жана, он внимательно оглядел Бианку.
Жан поспешно заказал ужин и глотал куски, едва прожевывая, лишь бы поскорее убраться к себе. Хорошо еще, что этот ротмистр один!
А офицер между тем все пристальней и чаще поглядывал на Бианку. Потом, подозвав слугу, он что-то сказал ему. Слуга подбежал к столу Ленуара:
— Господин офицер просит разрешения пересесть за ваш стол.
Жан побледнел. Но что он мог сделать? Он встал, с самым любезным видом раскланялся и тихонько бросил, Бианке:
— Поднимись к себе… сейчас же…
Но ротмистр уже подходил. Заметив движение Бианки, он спросил, но таким тоном, каким, скорее, отдают приказание:
— Разве гнедиге фрау будет шокирована обществом кирасира его величества?
— О-о, господин офицер! — поднял плечи Ленуар.
Бианка села, не выказывая при этом ни малейшего неудовольствия.
Разговор клеился плохо, пока кирасир не узнал о том, что его собеседник едет из Парижа. Он стал жадно расспрашивать о подробностях парижской жизни, а когда Жан случайно упомянул об аэростатах, отправлявшихся из Парижа, молодой офицер совсем преобразился. К удовольствию Жана, он как будто даже забыл про Бианку.
