— Смотши какой худой и шелёный! Тошно мештвеш, говогю фам!
— Закрой рот, Шмыгль, от него пахнет живым, — возразил кто-то хриплым рыком.
— Та што ты шнаешь, Лойе! А фдшуг он напашёт на нах?
— Перестань, Шмыгль. Хотя вид у него и правда не очень, — хмыкнул кто-то третий.
— Он тошно шив? Уфелены?
У меня над ухом послышалось сопение.
— Нет, он дышит. И сердце бьётся, — сказал низкий, будто рычащий, голос.
— Дахфайте его хух ошавим! Еши мы ехо хуха нашши, шо он шошно вышел ОШШУТА!
— Не плети чушь, Шмыгль. ОТТУДА так же невозможно выйти, как и дойти.
— А шо он хохта хуха дешает?
— Может он новый искатель приключений, который решил посмотреть золотишко ТАМ. Но не дошёл и упал тут. После того решил поспать.
— Он тут лежит не так уж долго, а на вид проскитался несколько дней. Мне Граспль не давал предупреждений, что кто-то входил в Лес. От него ничего не может в этом Лесу утаиться и он не проявлял склонность таить от меня секреты.
— Да, правильно. Грасплю нужно его увидеть.
— А хто ехо понешет? Мошет шы, Лойе?!
— Я - Волк, а не носильщик, — ответил хриплый голос и зарычал по-настоящему.
Начался жаркий спор, стороны то и дело рычали и выкрикивали ругательства. Шмыгль в пылу ссоры предложил меня добить, каждому взять по куску и в таком виде меня доставить Грасплю, мол ничего хорошего "оттуда" взяться не могло. У меня не было сил хоть как-то на них всех отреагировать. Даже ресницы будто налились свинцом и отказывались двигаться.
Спор поутих, меня подняли, положили на что-то лохматое и крепко привязали верёвками. Затем началась дикая тряска, которая не понятно когда закончилась.
— Эй, Граспль!
— Ребята, позовите мигом сюда Граспля!
Начался топот, то тут, то там слышались крики. Меня отвязали и положили на траву. Послышался сдавленный рык.
— Граспль, я сделал это только из уважения к тебе. Но если ты меня ещё раз пошлёшь в разведку с кем-то из этих шавок — я реально кому-то глотку перегрызу! — предупредил кого-то хриплый рычащий голос.
Послышался сдавленный вздох.
— Шо с эхим шелать? — спросил Шмыгль.
— Накормить бульоном и положить на мою перину отсыпаться. С ним можно будет поговорить потом, когда он придёт в себя, — сказал кто-то тихим мягким голосом. Он говорил почти шёпотом, но все вокруг тут же смолкли и принялись выполнять приказ. Меня сначала куда-то понесли, долго пытались просунуть через узкий дверной проём, пока не догадались повернуть на бок. Положили, как ни странно, достаточно аккуратно. Перина действительно была мягкой. Хотя и маленькой для меня, мои ноги всё равно свисали на пол. Когда в мой рот полился тёплый жирный бульон, я с трудом заставил себя сделать несколько глотков. Когда я закашлялся, часть разлилась. Кто-то вытер мне лицо, после чего меня оставили в покое.
