Здесь больную лечили доктора: Кожевников, Митропольский, Склифасовский, Корсаков, Павлинов и Каспари. Все они признали болезнь графини серьезной, соглашались в опредлении этой болезни с доктором Ивановым, не скрывали от родителей, что считают ее неизлечимой, и советовали обратиться за границу к Ботеру и к профессору Шарко. Тяжело было больной дочери графа жить в Москве. Чужие люди, частые осмотры докторов, горкие лекарства и недостаток деревенской свободы напомнили больной ее родную деревню, дом, знакомыя лица, теплое участие к ней друзей и знакомых дома, — все это заставило страдалицу обратиться с просьбой к отцу и матери увезти ее в Малороссию. Отец и мать обратились за советом к докторам. Доктора позволили ей ехать, и графиня с дочерью уехала в деревню, а граф по своим делам остался в Москве.
Невозможно представить себе горе и страдание родителей, на глазах которых со дня на день ухудшалось здоровье их любимой дочери. Вот что писал граф к своим родным о своем горе, при виде страданий дочери. "Представьте себе мое положение, в котором я находился выслушивая от врачей их безотрадныя речи о настоящем и будущем нашей дорогой больной; представьте себе, что я в это время перечувствовал и сколько потратил!! Тринадцать месяцев грызло меня горе, тринадцать месяцев я должен был приучать себя к мысли, что смерть — лучший и неизбежный исход для несчастной страдалицы, которую я так люблю".
Случилось обстоятельство, которое возбудило надежду в графе иметь свидание со знаменитым Шарко в Москве. И. А. Лямин задумал вызвать знаменитого парижскаго врача в Москву для своей больной. Этим случаем и решил воспользоваться граф и известил свою супругу, чтобы она опять с дочерью приехала в Москву.
В 1881 г. 21 февраля в поместье графа были гости. Шла тихая беседа. В это время, когда и больная, как будто забыв о своей болезни, поддалась общему настроению мирной беседы, была получена телеграмма, призывающая их в Москву для свидания с Шарко. Это известие не обрадовало несчастную страдалицу. А напротив, напомнило ей тяжелое положение, далекую утомительную дорогу в вагоне, лица докторов и гостинной прислуги, склянки, сигнатурки и Шарко, который, Бог знает, что скажет… Слезы показались на глазах больной. Мать пошла похлопотать о приготовлении в путь. Она с помощью прислуги скоро уложила все нужное; оканчивая сборы и, оставшись одна с больною, указывая на фамильный образ Богоматери, сказала: «Маша, мы едем завтра в Москву, возьми, дорогая моя, образ Богоматери, почисти ее ризу (чистить ризу иконы было в обычае семейства, когда собирались о чем либо особенном молиться пред нею) и поусерднее помолись пред нашей Заступницей. Проси, да поможет нам благополучно совершить путь и вразумить врачей облегчить твою, болезнь». Покорная дочь, молча с благоговением взяла св. икону и в горячей молитве к Царице Небесной, скорой Помощнице и Утешительнице всех несчастных и скорбящих, искала себе защиты, утешения и помощи, которой не могли дать ей люди…
