Как любой неглупый человек, Эрлинг, естественно, делал вид, что ему ничего не известно о ходящих вокруг них сплетнях. Ему это было нетрудно еще и потому, что он не придавал им значения. Для него было бесспорно, что подобное любопытство — это проявление узаконенной половой извращенности; именно столько вуайеризма, или скопофилии, люди, а таких было немало, осмеливались выпустить на законный рынок под видом добродетели. То, что это была паразитическая форма эротики, не меняло дела. Эротика сама по себе слишком стара и хорошо известна, чтобы произвести сенсацию, другое дело, если эта сенсация касается тебя самого. Отвращение — это защитный цвет, где преимущество отдается красным тонам. Равнодушие — пропуск для того, кого привлекают иные виды искусства. Люди не интересуются теми, чьих склонностей не понимают, уголовный кодекс — это исповедь законодателей.
Ни Эрлинг, ни обитатели Венхауга не имели причин жаловаться, они еще дешево отделались, если учесть, как вуайеристы выбирают свои объекты. И прежде всего потому, что не скрывали своих отношений, а это, безусловно, лишало их остроты. К тому же Эрлинг был человек независимый, не столько даже благодаря своему материальному положению, сколько благодаря войне за выживание, которую он вел в молодости и которую выиграл, насколько такую войну вообще можно выиграть. В обитателях же Венхауга любопытных прежде всего смущали их деньги и духовное превосходство. Грех эти любопытные представляли себе по другому. Если люди хорошо одеваются, с большим размахом ведут хозяйство и имеют сбережения в банке, грех выглядит очень пристойно. Легко подумать, что все так и должно быть. В конце концов местные жители выбрали среднее: не может быть, чтобы все было именно так.
Но было тут и другое. Ян безоговорочно считался опасным человеком, хотя никто не мог бы объяснить почему. Фелисия снискала расположение к себе, потому что понимала, как важны добрососедские отношения в сельской местности. Она неизменно появлялась там, где из-за болезни или какого-нибудь несчастья требовалась ее помощь, и не ставила это себе в заслугу. Чуткие к такому вниманию крестьяне, твердо верили, что богатая жена Яна Венхауга не притворяется. Да и этот писатель, который приезжает в Венхауг, тоже неплох. В одно из его первых посещений Венхауга он и тетя Густава устроили пирушку в ее доме, они пели и веселились далеко за полночь, а назавтра на стройном флагштоке тети Густавы красовалась мужская шляпа. Конечно, приличные люди так себя не ведут, но крестьяне с трудом сдерживали смех при воспоминании о том, как старая тетя Густава от избытка чувств награждала Эрлинга тумаками, когда они на рассвете совершали прогулку по проселку.
