О наличии бессловесной формы мышления Сандемусе знал всегда. Но благодаря трудам Фрейда драматизирование, сгущение, перенос, вытеснение становятся постоянными приемами писателя. Поэтому в отличие от незабвенной Веры Павловны запившему Эрлингу Вику снятся обычные человеческие сны: он сам, Фелисия, дочь — однако до чего странные вещи происходят с ними во сне! Стилизация блестяще удалась Сандемусе: как и настоящие, сны его героев замысловаты, но отчасти поддаются расшифровке, в них сконцентрирован весь предшествующий опыт человека, хотя они и привязаны к конкретному событию.
Дело в том, что писатель верил в существование двух форм мышления: логической, умеющей сформулировать любую мысль словами, и «обезьяньей», мышления на подсознательном уровне, в картинках и видениях: «Сон, укороченное видение — это форма мышления обезьян. Бьющаяся над загадкой бытия лошадь думает не на норвежском или абиссинском, тут другая форма мышления, слова не могут ее выразить. А сны человек видел всегда, задолго до того, как обогатился современным знанием; судя по всему, мы без секунды передышки мыслим с пятого месяца в материнской утробе и до смерти». Поскольку сфера интуитивного знания гораздо шире, то процесс самопознания типично «сандемусевского героя» заключается в том, что ему удается формулировать все новые и новые из его неясных предощущений, предзнаний. Так бродит кругами Эспен Арнакке, нанизывая воспоминание на воспоминание, так боится перейти к сути дела Джон Торсон, длящий предисловие, так действуют герои «Оборотня». Ибо «гора высока, но лежащий на земле в кандалах видит лишь Гору середины пути».
Этому слову «кандалы» можно найти массу синонимов — закомплексованность, внутренняя несвобода. Идол норвежских культуррадикалов психоаналитик Вильгельм Райх, автор книги «Массовая психология фашизма», оперировал понятием «панцирь». Всякое общество навязывает человеку определенную систему взглядов, норм поведения, представлений. То есть заставляет его надеть панцирь, который выполняет двоякую роль: он мешает человеку вести себя естественно, сковывает его и не позволяет развиваться заложенным в нем способностям, но и защищает внутренний мир человека, позволяет ему жить тайной духовной жизнью вдали от глаз недоброжелателей. «Я воздвиг укрепление против всех, даже против брата, взять это укрепление могли только через мой труп». И Эспен Арнакке, и Эрлинг Вик отдают себе отчет в том, что они с детства научились носить маску. Проблема в другом — оказалось, что отодрать ее практически невозможно. Так и живет человек вдвоем со своим недругом, со своим кошмаром и «становится непоправимо бесплоден»: его дела расходятся со словами, последние не отражают мыслей, и Янус ему бог. А фюрер легко может оказаться любимым учителем, вспомните грустную историю Гульнаре Сваре.
