и не была равнодушна к собственной выгоде, зато в другом, что многим казалось бесспорным и что, по утверждению женщин, заключалось в том, будто все мужское население Эстланда от пятнадцати до шестидесяти лет перебывало в ее постели, они ошибались. Но так считали не только женщины. Даже мужчины, не имевшие привычки вторить своим женам, поддерживали эти слухи — либо потому, что не знали Фелисии, либо потому, что, к несчастью, верили соблазнительной легенде. Фелисию это, по-видимому, совершенно не трогало. Она не обращала внимания на то, что про нее говорят, и вообще не слушала сплетен, а отсутствие интереса к слухам доказывала единственно убедительным образом: она не пыталась никого убеждать в своем равнодушии к людской молве.
В чужую личную жизнь легче всего проникнуть под прикрытием дружеских предупреждений морального толка — это вынуждает человека к защите, и он выдает себя. Фелисия давно испытала на себе этот метод, но женщины, осмелившиеся в свое время на подобный шаг, попадали в глупое положение. Они уже никогда не могли забыть застывшую улыбку и выжидательное молчание Фелисии. В конце концов они начинали заикаться, прятали глаза, смущенно хихикали и решительно не знали, куда себя деть, пока Фелисия, сжалившись над ними, не спрашивала, как у них обстоят дела с работой, с детьми или еще с чем-нибудь, о чем обычно спрашивают подруг. Фелисия не забывала подобных случаев, но как бы отодвигала их в сторону, однако если нечто подобное повторялось, она незамедлительно прибегала к прежнему приему. И результат не обманывал ее ожиданий.
Эрлинг знал, что для многих Фелисия была ненавистной и недостижимой мечтой и что в ресторанах Осло нередко встречались беспомощные подражания ей. Сама она словно не знала об этом, да и не видела особого сходства между собой и ими. Одна из таких подделок как бы случайно спросила у Эрлинга через столик, подкрашивая губы: ты тоже находишь, будто я похожа на Фелисию Венхауг? Эрлинг еще подумал тогда, что мог бы переночевать у нее, ведь он часто приезжал в Осло, не озаботившись заранее заказать номер в гостинице.
Все, что Фелисия знала и чему ее научила жизнь, вошло в ее мир в Венхауге. Она могла внимательно слушать споры на политические темы, но сама неохотно принимала в них участие. Ходила на выборы, но никто не знал, за кого она голосует. Однажды Фелисия проговорилась, и у Эрлинга создалось впечатление, что она голосует за правых, потому что ее в принципе раздражало любое большинство. Сам же по себе политический предрассудок, на котором строилось управление страной, был ей безразличен. Она вообще редко говорила о том, что не имело прямого отношения к Венхаугу и его обитателям, точно солнце и луна появлялись на небесах исключительно для того, чтобы служить Венхаугу, из-за чего создавалось впечатление, что метеорологи выходят за рамки своих обязанностей, когда говорят о погоде в других местах.
