— Да.
Шепот в зале…
Судья вкрадчиво спрашивает опять:
— Вам понятен приговор?
— Да, понятен, — говорю ровно, спокойно.
И думаю: «Нет, не дождетесь вы моей истерики. Есть на свете, дорогие мои, чувство собственного достоинства».
Моя сестра Танюша выглядывает из-за чьей-то спины, держится, слава Богу. Ее муж Сережа старается улыбнуться мне. А Лионелла Пырьева — как струна, поднимает взор поверх всех: держись, мол, показывает мне, держись!
Я помахала рукой Тане и Сереже, и Лионелле, и всем добрым людям, а их было много в зале. Недобрые же недовольно гудели.
Судья неотрывно смотрела на меня, потом неловко, почему-то два раза, поворачивается вокруг стула и поспешно уходит.
За нею выкатились прокурор и общественный истей. Меня увели вниз. Разрешили не входить в камеру. Принесли крепкий, сладкий чай. Спасибо солдатикам!
Телефон беспрерывно звонит. Конвой отвечает: «Девять лет». Я спросила:
— Почему так много звонков?
— Это наши ребята из других судов. Весь конвой о тебе беспокоится.
Я вздохнула так глубоко, что самой смешно стало. Говорю ребятам:
— В театре так обычно вздыхают, когда драму играют. Я думала, артисты наигрывают, ан нет…
И снова вздохнула.
— Скорей бы машина пришла, — говорю.
— Она уже пришла.
— Так пойдемте же отсюда скорее!
Около машины совсем старенькая бабушка сунула мне в руки батон белого хлеба. Я ее очень благодарила, а она все крестила меня.
Хлеб отдала братве.
И мы поехали.
Вдруг машина остановилась, конвоир соскочил вниз, дверцу не прикрыл.
Мы остановились в каком-то переулке. Тополя высоченные шелестят, ветерок дует… Хорошо-то как — ТАМ!
Через какое-то время конвоир прыгнул в машину, подошел к решетке, за которой сидели мужчины, и сказал парню спортивного телосложения:
— Порядок!
И снова соскочил вниз.
Через некоторое время этот парень протягивает мне через решетку бутерброд с колбасой и бумажный стаканчик.
— Осторожнее, не пролей!
Я взяла стаканчик, а в нем коньяк доверху.
Я не умею пить залпом, а тут постаралась. Закусила вкусным бутербродом. И так тепло стало!
А парень спрашивает:
— Еще?
— Погоди, — говорю.
Напротив спортивного парня сидел дед, он поинтересовался:
— Ну? Сколько они тебе лет подарили?
— Девять.
Помолчал дед, покряхтел, а потом говорит:
— Ничего, Валюшка, девять Пасх кряду!
Сказал весело и просто.
Я засмеялась. И братва подхватила.
Парень легонько свистнул. Конвоир вскочил в машину, и мы поехали к себе, в Бутырку..
Я молоденькому конвоиру говорю:
— Как ты думаешь, встречать девять Пасх — это долго?
