Неожиданно для меня Стас поцеловал край моей юбки и протянул ко мне открытую руку. Я легко пожала ее. С этого дня мы с ним не расставались.
Мне кажется, с того момента, как начался наконец суд, мои воспоминания о нем стали еще живее. И — светлее… Суд начался так.
…— Малявина! Выходи!
Прошла пропускной пункт, вскарабкалась в «воронок». Запихнули меня в раскаленный от жары железный узенький «стакан»» и закрыли на замок. Невыносимо! В этом «стакане» есть маленькое круглое отверстие, куда бы мог поступать воздух, но он не поступал, и дышать было абсолютно нечем. Стала просить, чтобы открыли. Ничего подобного, конвоир даже не отвечает. Задыхаюсь совсем.
— Я так и до суда не доеду. Откройте, пожалуйста! — умоляла я.
Молчание.
— Я прошу вас — откройте!
Ребята за решеткой, в другом отсеке, кричат конвоиру:
— Открой ты ей! Плохо человеку!
— Выедем с территории — открою, — пообещал конвоир.
Как все долго… Стоим и стоим у проходной…
Наконец выехали из Бутырки. Открыл мне дверь конвоир.
Большой отсек за решеткой, который зовут «обезьянником», набит до отказа. Там везут на суд мужчин. Сколько же их, Господи! Спрашивают: как зовут? в какой суд едешь? какая статья?
Когда называешь статью, значительно восклицают: О-о-о!
В этом «О!» есть некоторое восхищение. Ужасно. Но это так. И тени упрека я никогда не слышала в свой адрес.
Привезли в суд и опять закрыли в боксе. Этот бокс оказался морозильником, потому что находился в сыром полуподвальном помещении. На улице жуткая жара, а здесь очень холодно.
Сколько еще ждать? Неизвестно. Я как-то потеряла счет времени. А спрашивать через закрытую на десять ключей дверь не хотелось. Скорее бы уж начинали свой дурацкий суд.
Вытащила из сумки свой длинный шерстяной халат, укуталась в него и стала читать надписи на скамейке, на дверях, на стенах. Не надписи, а целые послания заключенных. Тут и стихи, и признания, и советы, а главное — отборная ругань в адрес неправых судей. Моей судье особенно доставалось.
Вошла конвоир, раздела меня догола и стала «шмонать» все мои вещи.
— Простудишь меня, — говорю я ей.
— Набрось халат, — разрешила она и поинтересовалась: — Волнуешься?
— Нет, не очень.
— Ну, пошли!
И снова повели меня по грязным коридорам — теперь уже в зал заседаний. Ремонту них, что ли? Ужас, какая грязь!
Наконец ввели в большой зал, посадили за барьер, двое конвоиров встали позади меня, а третий остался у двери.
Зал переполнен — полный аншлаг. Приставные места тоже заняты, а сзади толпится молодежь, наверное, студенты юридического факультета.
