Вышли молодцы на большую лесную тропу, стали вдаль заглядывать, животину попутную высматривать.
— Вон и зверь на ловца бежит, — говорит Горшеня.
Так и есть: бежит в их сторону матёрый волк-волчище — крупный, серый с подпалинами. Горшеня руку вперёд вытянул, машет пятернёй. Волк бег свой замедлил, остановился возле путешественников, язык высунул, дышит, осматривает людей с ног до головы. Вблизи-то зверь ещё крупнее оказался: запросто три человека на его спине разместиться могут — знатный волчище! Горшеня вперёд выступил.
— Уважаемый, — говорит волку, — мы, стало быть, к Человечьему царству путь держим, в вашей расчудесной стране мы, так сказать, транзитом. Не подбросите ли в сторону пути следования?
Волк не отвечает ничего, с лапы на лапу переминается, Ивана и Горшеню обнюхивает. Те переглянулись, разговор сызнова начинают.
— Уважаемый волк-волчище, — повторяет Горшеня, — я говорю: путешественники мы. Можем пешком дойти, да нога у меня разболелась шибко, к непогоде, видать. Не подбросишь ли нас докуда не жалко?
Опять со стороны волка никакой реакции, одно бестактное обнюхивание.
— Да, пахнет неважнецки, — соглашается Горшеня, — погребом пахнет. Дело, понимаешь, походное.
— Погоди, Горшеня, — на этот раз Иван друга одёргивает, — он же по-человечески не понимает. Видишь?
— Быть такого не может, — Горшеня свои рукава от волчьего носа убирает, сторонится. — Раз царство сие волшебное, то здесь все животные по-человечьи не только понимать, но и разговаривать должны! Порядок такой, не нами установленный!
Волк красным глазом на Ивана зырканул, слюну уголками пасти выпустил.
— Э, э! — отшагнул слегка Иван. — Ты чего слюнявишься?
А тот вдруг спрашивает нормальным человеческим языком, с небольшим только волчьим акцентом:
— Разбойники?
— Да нет, уважаемый, — радуется Горшеня. — Я ж говорю тебе: путешественники. В Человечье царство пробираемся. То есть, это, — идём.
— Семионы? — спрашивает волк.
— Чего? — не понимает Горшеня. — Какие такие Семионы? Никакие не Семионы, — я Горшеня, а это друг мой Иван. А больше среди нас никого не наблюдается, хоть ты унюхайся!
Волк ещё раз попутчиков обсмотрел, потом молча развернулся и подставил свою широкую спину. Горшеня тут же волка оседлал, поудобнее ногу свою подбитую устроил. А Иван — тот не спешит садиться, у него какие-то сомнения на волчий счёт имеются. Но поддался всё же на Горшенины жесты — уселся на мохнатую спину, дружка своего за талию обхватил.
