— Убейте, убейте, если вам от этого полегчает! — кричала тётя Нина и заламывала над головой худые руки с острыми локтями. — Пусть я останусь совсем одна, одна как перст… Как перст! — И она показывала свой длинный костлявый палец.
Славка не знала, что такое перст, но, наверно, это было что-то страшное. И когда тётя Нина в третий раз выкрикнула: «Как перст!» — Славка заревела в голос и закричала:
— Не трогайте Жозефину! Она не злая, она… она… она несчастная…
Из своего окошка выглянул Поэт.
— Правильно, девочка! — похвалил он Славку и стал читать стихи, которые только что сочинил:
Не цепляйтесь к Жозефине,
ведь Жозефина — не графиня,
ведь она простая кошка,
а что озлоблена немножко,
так не кошачья в том вина.
Виновата в том война.
Если кошку не ругать,
а накормить и приласкать —
Жозефина подобреет,
спрячет когти, разомлеет,
заурчит, зажмурит глазки…
Кошки очень любят ласку!
Соседи пристыжённо умолкли. А тётя Нина всхлипнула, погрузила тощую руку в карман широченной юбки и, достав оттуда длинную малиновую карамель, сунула её Славке. Потом погладила её по голове и снова всхлипнула.
Во дворе стало тихо, потому что все вдруг вспомнили о чём-то грустном-грустном. И задумались. Славка знала: они думают про войну!
Глава III. Что такое война?
Когда Славка была ещё совсем маленькая и несмышлёная, она думала, что война живёт в том угрюмом доме с окнами, заколоченными крест-накрест, и с огромной дырой в стене. Поскольку их Ботаническая улица словно сбегала с горы, каждый двор был ниже предыдущего, и все дома были двухэтажные с одной стороны и одноэтажные — с другой. А этот мрачный дом, казалось, скрючился от боли, прикрывая диким виноградом рану в стене. Чердачное оконце не было забито досками, и уцелевшая половина рамы жалобно поскрипывала, раскачиваясь на ветру. Славке чудилось, что это стонет раненый дом.
Когда по вечерам соседи сходились на скамейке, Славка тоже спешила туда. Она любила слушать взрослые разговоры. И понимала почти всё. Понимала, когда ругали управдома и обсуждали цены. Любила, когда, лузгая семечки, пересказывали фильмы: в кино ходили редко, и если уж кто туда попадал — рассказывал потом всему двору. Любила слушать про сны и гаданья, любила сплетни, новости, жалобы на болезни и на плохую родню. Не любила только, когда говорили или молчали про войну.
— Дай бог, чтобы на твоём веку больше никогда не было войны…
— Ох, война-война! — сокрушённо вздыхала бабка Довжучиха, и все глядели на раненый дом.
