Грузчики прекращают забастовки, если приходит в порт корабль с лошадьми, точно так же, как шоферы автобусов делают исключение и отменяют на время «страйк», чтобы отвезти детей в школы.
На станции Оленья между Колой и Мурманском нас загнали в тупик и дело запахло вечностью. Диспетчер слушать ничего не хотел. Много толпилось просителей, и всем он отвечал: «А другие, по-вашему, что — не люди?» Но едва только втолковали ему, что у нас — лошади, суровые складки его лица разбежались.
— Что ж сразу-то не сказали? — И начал он кричать в трубку: — Слушай, там, на пятом, не люди, а лошади. Да, лошади! Давай срочно! Лично прошу! Цепляй сию минуту!
Он еще раз обратил к нам улыбающееся лицо:
— Счастливого пути!
И покрутил головой:
— Лош-шади!
— Оригинально, — рассудил доктор.
А в порту Кеннеди, где открылись у нас неполадки с билетами и назревала неприятность, чиновник вдруг заметил у меня в руках наездничий шлем. Он вышел из-за стойки и тихо сказал:
— Так вы наездник! Что ж сразу не сказали? Вы с какого ипподрома?
— С Московского.
— Проходите же скорей!
На всем нашем долгом пути из Москвы через Мурманск, Монреаль, Буффало в Нортфилд (штат Огайо) надо было видеть, как магически действовало это слово — лошади. Да, надо было видеть… У меня же, однако, под натиском впечатлений любопытство иссякло.
Уже в Па-де-Кале в нашу каюту заглянул встревоженный первый помощник:
— Что же вы спите?
— Что-нибудь с лошадьми?!
— Да нет! Дувр!
Конечно, надо было, как Байрону, выйти на палубу и бросить взгляд на горизонт — на меловые утесы Альбиона. Нет, я не Байрон, я другой.
В океане капитан кричал по радио прямо у меня над ухом:
— Пассажир, вставайте! Кругом киты!
Киплинг чуть не наскочил на кита, когда плыл на пароходе нашим путем через Атлантику. Киплинг успел не только увидеть морского великана, он, кроме того, заметил, как кит посмотрел на него маленьким красным глазком величиной с бычий глаз. Киплинг вставил этого кита и его бычий глаз в «Обыкновенные сказки». На то он и Киплинг…
Я проспал целиком Торонто, где Хемингуэй проходил свою первую литературную школу и где мы, пересекая Канаду, ехали в автофургоне ночью. Случайно проснувшись от толчка, я увидел рядом стрелку, выхваченную фарами из темноты: «Ниагарский водопад — от поворота четыре мили». Четыре мили крюку!
После короткой перепалки мы решили не сворачивать. Лошади и так утомлены дорогой.
Со следующим пробуждением меня встретил серый рассвет. Фургон не двигался. Кабина была пуста.
