Что же нашло на этих уроженцев суровой Кастилии, беспечной Андалусии и гор Эстремадуры? Можно ли объяснить эксцессы лишь несходством жизненного идеала коренных жителей и завоевателей? Может быть, мрачная средневековая Европа мстила детям природы за свою собственную безрадостность? Или внутри каждого из нас кроются сходные силы и такими мы предстаем в ситуациях, когда осыпается лак? Не отыщется ли в моей европейской современности параллелей тому, что в ту пору разыгралось в Карибии и дальше на запад?
Впрочем, и тогда не вся Европа реагировала одинаково. Лас Касас, коему предстояло на полвека стать нечистой совестью испанской конкисты, хотя и почитал законным распространять среди неверных истинную веру, в остальном полагал, что не следует трогать туземцев и их земель: «Индия принадлежит индейцам!»
Венценосные испанские супруги шли несколько дальше. По их доктрине, христианским монархам принадлежало неоспоримое право подчинять себе нехристианские страны. Однако тем самым туземцы становились подданными испанской короны наравне с жителями Каталонии и Арагона. Сколь энергично волевая красавица королева внушала Вам, что подданных нельзя обращать в рабство, с ними надо обращаться тиу bien у amoro samente — хорошо и любовно, — говорится в одном из ее повелений!
Лас Касас был идеалистом, его можно было не принимать всерьез. Да и воля доньи Изабеллы не могла своротить горы. Колонисты ведь для того и отправлялись за море, чтобы заставить других гнуть спину на себя, а иначе стоило ли им тащиться в Ваши Индии. Сколь хитро старались Вы не замечать развал Вашего дела, когда содействовали внедрению системы, по которой колонисту выделяли землю и поручали заботиться о живущих на ней индейцах, помогая им развивать местные ресурсы. Система эта получила наименование энкомьенда>{12}, оставляющее впечатление законности, делового подхода и рачительности. Венценосные супруги сочли за лучшее приглушить голос совести и одобрить компромисс, к тому же предоставляющий такую восхитительную возможность приобщать язычников к правой вере. Все более или менее стыдливо закрывали глаза на очевидную истину: что аборигены оказывались целиком во власти плеток и произвола энкомьендерос.
Явился еще один образец для будущих основателей государств.
У этой системы была слабость, конечно же, очевидная и для Вас: жизненный ритм островитян отличался от европейского. Они вросли корнями в экологический баланс щедрой местной природы. Когда их принуждали к тяжелому труду на плантациях или на промывке золота, они выбивались из привычного ритма, песни замирали в их устах, из-под ног ускользала опора. Одни убегали в горы, преследуемые собаками, другие в отчаянии травили себя кассавой
