— Я поеду по Гудзон-стрит, — сказал водитель. — На Вестсайдском шоссе жуткая пробка.
— Как хотите. Просто довезите меня туда, — ответил Тим. Диана была в какой-то нью-йоркской больнице, лишь в нескольких минутах от него. Приближаясь к ней, он чувствовал, как заколотилось его сердце. Он совершал ошибки — что было, то было. Но, возможно, он смог бы исправить некоторые из них: он мог прийти в больницу, чем-нибудь помочь ей. В душе Тим был хорошим парнем и никогда не держал в мыслях зла. Он хотел, чтобы Диана знала об этом.
А может быть, она уже все поняла. Разве это не она попросила медсестру позвонить ему?
Тим хотел бы, чтобы сейчас его увидел Малаки. Ему было неприятно вспоминать их последнюю встречу: слюна летела из обозленного рта Малаки, кричавшего на Тима, когда они стояли в доках Луненбурга. Он больше походил на Алана: на лицемера, порицавшего Тима за его проступки. Но, может быть, сейчас перед ним открывалась возможность помочь Диане и доказать Алану с Малаки, что они были перед ним не правы.
К тому же, не звезды ли привели его сюда? Почему вдруг Тиму взбрело плыть в Пойнт-Плезант, а не куда-то еще? Он ведь мог зайти на Нантакет и переждать там вчерашний шторм. Или взять курс на Гольфстрим, отправившись дальше на юг, минуя Нью-Джерси, выключить радио и вообще не услышать вызов.
— Диана, — произнес он вслух.
В Нью-Йорке было полно людей и машин. Парочки обнимались на каждом углу. Здание Эмпайр-стейт-билдинг купалось в свете зеленых и красных огней. Рождественские ели из Новой Шотландии, где Тим провел прошлогоднее лето, дарили городскому воздуху одинокий аромат сосновых лесов. Диана обожала праздники. Она была хорошим, любящим человеком и видела в таких днях лишнюю возможность осчастливить свою семью — и порадовать их дочь, в этом он не сомневался.
Когда Тим подумал о маленькой девочке, которую так и не увидел, в глазах у него защипало. Диана сказала ему, что назвала ее Джулией. От того, что Алан был ее детским врачом и что он посылал Тиму письма через Малаки, легче не стало. Тим рвал их, не читая. Ребенок родился калекой.
Ни одному ловящему омаров отступнику не хотелось бы, чтобы ему напоминали о тех подлостях, что он сделал. Диана произвела на свет неизлечимо больное дитя, и Тим сломался. Вот что для него значила Атлантика: приливы, течения и большой, названный в честь богини любви рыбацкий катер, на котором можно было уплыть куда глаза глядят.
Тим сунул водителю ворох банкнот и выскочил у больницы Святой Бернадетт — представлявшей собой комплекс краснокирпичных строений, настолько огромных, что их очертания терялись в темноте. Он вбежал в отделение интенсивной терапии, отпихнув в сторону охранника, который пытался остановить его, говоря, что он должен записаться в журнале для посетителей. В приемном покое он столкнулся с медсестрами. Им было достаточно один раз взглянуть на него, чтобы понять, что он сам нуждался в срочной помощи. Тим давно не покидал борт «Афродиты», и ему явно не помешало бы умыться и побриться.
