Отзвук | страница 65



Время шло. «Жигули» глотали километры. Эльза, конечно, уже в поселке и негодует, и недоумевает, почему я не появился.

— Долго будем во Владикавказе? — спросил я, воспользовавшись паузой.

Савкудз покосился на меня и хладнокровно и бесстрастно, самим тоном подчеркивая неуместность моего вопроса, произнес:

— Успеем… — ничего толком не объяснив. «Успеем» — это могло означать и до обеда и до вечера. И до утра!

Подъезжая к городу, я уточнил:

— А теперь куда?

— На Горку…

Так и есть. Мы едем в ту часть города, которая когда-то была южной окраиной старого Владикавказа и называлась Осетинской слободкой, потому что до революции сплошь была заселена осетинами. Хотя район находится в нескольких минутах езды от центра, в нем сохранились старые домишки и узкие улочки, и он не выглядит городским. Здесь нет сумятицы, шума и оживленного движения машин, что так гнетет горожан. Улицы пустынные, тихие. Лишь изредка на них появляются прохожие, медленно, не опасаясь транспорта, пересекают проезжую, заасфальтированную часть, которая еще недавно бывала оккупирована многочисленными лужами, так что и перейти ее становилось проблемой. Двухэтажное здание средней школы возвышается над домами, прячущимися за высокими каменными заборами.

Дома здесь точно близнецы. Отличаются только размерами, а построены на один лад: с непременной верандой, застекленной во всю длину, с железной крышей и дубовыми расписными ставнями. Крыши чуть виднеются сквозь пышную листву деревьев, выстроившихся вдоль тротуара. Собаки, беснуясь за заборами, по мере продвижения по улице ночного прохожего передают его друг другу точно эстафету.

Когда-то этот район был известен чистыми, выложенными камнем тротуарами и… недоброй славой. И сейчас каждое утро хозяйки подметают улицу, прилегающую к окнам их домов. Но и злая молва до сих пор упорно держится, хотя за последние тридцать лет можно было от силы насчитать всего две-три скандальные истории, случившиеся тут. Может быть, эти слухи и толки живучи оттого, что на слободке с виду ничего не изменилось и жизнь ее обитателей все так же скрытно протекает за высокими заборами, подальше от чужих взглядов. Здесь не любят посвящать в свои дела соседей, хотя на лавках, поставленных возле каждой калитки, в хорошую погоду с утра устраиваются седобородые старики в лохматых папахах и выцветших черкесках и часами, опираясь подбородком о набалдашник сучковатой палки, греются в лучах жаркого солнца и беседуют, как правило, о давних делах. Но не чураются и сегодняшних проблем, особенно если это касается молодежи, которая совсем не такая, какой они хотели бы ее видеть…