Чем-то очень личным повеяло от его слов. Неправда, что дети не замечают нюансов душевных переживаний. У мальчишек и девчонок сердце мгновенно откликается на боль другого человека, как бы он ни пытался скрыть ее. Мы смотрели на Валентина Петровича большими, застывшими в изумлении глазами, мы уловили, что он говорил о себе… И он понял, что выдал себя, рассердился, хотел накричать на нас, но вовремя спохватился, только резко отвернулся от нас. Спиной чувствуя, что мы не сводим с него глаз, он грубо бросил:
— Шли бы вы к пещере, что возле родника!
Мы слышали, что есть такая пещера, но никто из нас ее не видел.
— Нас мамы не пускают туда… — признался кто-то.
— Не пускают? — удивился Валентин Петрович. — А что там опасного? Я провел в пещере все детство.
— Волки там бродят, — сказал Камал.
Валентин Петрович фыркнул и тихо засмеялся:
— Все матери одинаковы. И моя пугала волками — посерьезнев, он посмотрел на нас. — Хотите в пещеру?
— Еще бы! — вырвалось у меня.
Ребята оживились, зашумели.
— Будет вам пещера, — пообещал Валентин Петрович и лег на землю; глаза его уставились в небо. — Завтра сходим…
Мы радостно закричали, запрыгали, возбужденно вцепились друг в друга. Голос Валентина Петровича прервал наше ликование.
— С утра пойдем, — сказал он. — На целый день. Так что захватите с собой по кусочку хлеба и сыра.
— И конфеты! И мясо! И пироги! — вновь пустились в пляс мы.
— Нет, — жестко прервал нас Валентин Петрович и приподнялся на локтях. — Никаких конфет. Даже девочкам. Ни кусочка мяса! Тем более пирога! Посмотрите на себя: разъелись, аж животы выпирают. Будем уходить в горы, как наши предки: сыр, луковица да чурек. Впрочем, в чьем доме сейчас отыщешь чурек? Так и быть, можете брать хлеб, — смилостивился он. — Да не буханку, а столько, чтоб в обед заморить червячка.
Мы поняли, что будет интересно. Но мы и не догадывались, что эти каникулы останутся в нашей памяти незабываемым и радостным событием. Уже гораздо позже, когда мы повзрослели, каждый из нас ощутил, как много значило для нас, для становления наших характеров, мировоззрения общение с Валентином Петровичем. В своем детском эгоизме мы не догадывались, чего стоила ему возня с нами. Он ехал в аул прожить последние дни, не обременяя себя никакими заботами, полюбоваться природой, послушать пение птиц, подремать под успокаивающий шум реки, а взвалил на себя такую обузу, как шумливая, вечно в движении, ватага ребят… Помню, как мы карабкались по крутому склону горы вслед за Валентином Петровичем к роднику. Каждый шаг давался ему с трудом, он тяжело дышал, пот лил с него в три ручья. Сердился, когда кто-то обгонял его, резко осаживал смельчака:
