* * *
Четырнадцатилетний император Петр II заболел 7 января 1730 года. Подросток, подхватив где-то оспу, больше недели пролежал в постели, находясь в критическом состоянии. Окружающие с тревогой ожидали смерти царственного отрока и гадали о том, кто после него взойдет на российский престол. В принципе гадать было не о чем. По закону (восьмой статье тестамента Екатерины I) скипетр следовало передать двадцатилетней цесаревне Елизавете Петровне при условии, что юный царь не напишет своего завещания.
Однако перспектива увидеть на троне младшую дочь Петра Великого очень многих приводила в ужас. Датский посол Георг Вестфален опасался военной и дипломатической поддержки, которую принцесса могла оказать отцу племянника – двухлетнего Карла-Петера-Ульриха – в деле возвращения Голштинии части герцогства, оккупированной ранее Данией. Членов Верховного Тайного Совета и большинство российских подданных пугали амбиции и безмерное честолюбие девушки, ради короны готовой на все, даже на кровосмесительный брак с другим племянником – самим императором Петром II. Летом 1728 года им удалось вовремя разоблачить и остановить хитрую девицу. Естественно, полтора года спустя никто из них не желал попасть в подчинение к сей, пусть и обаятельной, но весьма расчетливой и бессовестной особе.
В поисках альтернативы законной преемнице политическая элита разбилась на два лагеря. Клан Долгоруковых по совету неутомимого Вестфалена прочил на трон невесту царя – Екатерину Алексеевну Долгорукову. Вице-канцлер Остерман и князья Голицыны договорились совместными усилиями добиваться избрания царицей герцогини Курляндской Анны Иоанновны. Первое столкновение двух партий произошло 11 января. Долгоруковы попытались убедить государя срочно обвенчаться с обрученной невестой. Но дежуривший у постели больного Остерман парировал атаку противника, внушив Петру Алексеевичу, что с брачной церемонией не стоит спешить. Предотвратил вице-канцлер и другую опасность: Петр II так и не подписал завещания ни в пользу Екатерины Долгоруковой (вариант, в общем-то, маловероятный), ни в пользу Елизаветы Петровны (а вот тут угроза существовала серьезная, ибо мальчик, несмотря на разрыв 1728 года, по-прежнему очень любил тетку).
Невзирая на противоречия по кандидатуре наследника, обе фракции единым фронтом дали отпор немногим сторонникам Елизаветы. Австрийский посол Вратислав, посланники голштинский Бонде, бланкенбургский Крамм напрасно зондировали настроения Остермана, Головкина и Ягужинского (с 1728 г. обер-шталмейстера) относительно юной красавицы. Повсюду иноземцев ожидал холодный прием. В отличие от иностранных союзников, сама антигероиня прекрасно понимала сложившуюся обстановку. Елизавета Петровна под предлогом какого-то недомогания благоразумно задержалась в подмосковной вотчине и вмешиваться в назревавший политический кризис не собиралась. Позиция независимого наблюдателя ее вполне устраивала, и, как позднее выяснилось, она приняла верное решение
