Догадывалась или не догадывалась цесаревна, за какую струнку нужно потянуть, однако вторжение вице-канцлера в финансовую область в первую очередь разозлило Светлейшего. И тот не постеснялся несколько раз отчитать Петра Алексеевича с Остерманом за растранжиривание денег, которое обер-гофмейстеру следовало заранее пресекать. Мальчик, конечно, обижался. Но сестре и воспитателю сперва удавалось гасить высочайший гнев. Елизавета в конфликты не встревала, выбрав позицию стороннего наблюдателя. Умение барона умиротворять царя, видимо, еще больше раздражало и настраивало Меншикова против старого товарища. Не нарочно ли союзник потакает капризам ребенка и добивается его любви столь дешевым способом? Не затевает ли чего хитрый немец? Эти вопросы, несомненно, волновали генералиссимуса. Только опереться гипотетическим подозрениям было не на что, и Александр Данилович решил проявить терпение, подождать, как будут развиваться события. Тем более что ближе к осени государь надумал посвятить две недели охоте и отдыху за городом>{41}.
17 августа Меншиков выехал из Петербурга в Ораниенбаум. Царская семья покинула столицу 20-го числа. В то же воскресенье князю вручили от вице-канцлера очень важное для нас письмо: «Сего момента получил я Вашей Высококняжеской Светлости милостивейшее писание от 19-го. Его Императорское Величество радуется о счастливом Вашей Высококняжеской Светлости прибытии в Ораниенбом и от сердца желает, чтоб сие гуляние Ваше дражайшее здравие совершенно возстановить могло. Еже и мое верное всепокорнейшее желание есть. В мызу графа Гаврила Ивановича отправлено было отсюда для караулу, но я сего часу послал их контрамандировать. Что до свадбы графа Сапеги принадлежит, то, как жених, так и невеста просят сроку до возвращения общаго из Петергофа, сказывая, что никаким образом управится не могут, и что еще и в Верховном Тайном совете дело не подписано. При сем Вашей Высококняжеской Светлости всенижайше доношу, что Его Императорское Величество намерен завтре после обеда отсюда итти и начевать в Стрелне, а оттуда в понеделник в Ропшу, и надеюсь, что в четвер[т]ок изволит прибыть в Петергоф. И хотя здоровье мое веема плохое, однакож туды побреду. Вашу Высококняжескую Светлость всепокорнейше прошу о продолжении Вашей Высокой милости и, моля Бога о здравии Вашем, пребываю с глубочайшим респектом… А. Остерман.
В исходе 11-го часу пополюдни 19 августа 1727.
И я при сем Вашей Светлости и светлейшей кнеине, и невесте, и своячине, и тетке, и шурину поклон отдаю любителны Петр».
