Надо отметить, что Фурцева никого и никогда не называла на «ты».
Они с Зыкиной встретились у общих знакомых и как водится пошли в баню.
– Видите, сколько забот. Малому театру – 200 лет, Ойстрах умер, надо организовать похороны… – жаловалась на невозможную занятость Фурцева.
После этого она пошла на прием в честь 200-летия Малого театра. По рассказам очевидцев, выглядела она оживленной и счастливой, пила только безалкогольные напитки. Но до конца вечера не досидела и спешно засобиралась домой в отличие от бывшего, хотя и законного мужа, который остался на банкете. Говорят, за столом она сидела вместе с Лапиным, тогдашним председателем Гостелерадио. И будто бы он сказал ей что-то неприятное…
После банкета Екатерина Алексеевна вдруг снова позвонила Зыкиной и сказала таким тихим, усталым голосом:
– Люда, я вам вот почему звоню: вы сами за рулем сидите? Так будьте осторожны!
Узнав о том, что ее муж Николай Павлович еще остался в Малом, Зыкина спросила:
– Мне приехать к вам?
– Нет-нет, я сейчас ложусь спать! – ответила она.
На этом их разговор был закончен.
А когда спустя два часа Николай Фирюбин вернулся в их когда-то любимый дом на улице Алексея Толстого, Фурцева была уже мертва.
А на следующий день Людмила Зыкина узнала о смерти Екатерины Алексеевны. Она тут же вернулась, несмотря на то, что уже ехала в другой город. До ее сознания случившееся не доходило, но спрашивать о чем-то она не стала. Ей, впрочем, как и всем, лишь сказали, что Екатерине Алексеевне стало плохо – сердце…
Гражданская панихида проходила в здании МХАТа. Зыкина пела у гроба Фурцевой песню-плач «Ох, не по реченьке лебедушка все плывет…». После похорон Николай Павлович со Светланой позвали ее на поминки, но она не поехала. Потому что никому из них не доверяла. Вместе с несколькими такими же близкими Екатерине Алексеевне людьми они пошли к Зыкиной домой и устроили свои поминки. Вспоминали и плакали… Она ведь была им близким и очень дорогим человеком…
С тех пор прошло много лет и теперь можно объективно оценить жизнь Екатерины Фурцевой и ее деятельность как министра культуры. Раньше в таких оценках было бы мало объективности – большинство противников Фурцевой захлестывали эмоции, им все еще хотелось свести счеты с ней, а через нее и с Советской властью, при которой они работали и жили. И неплохо, надо заметить, жили… Но видимо не давало им покоя то, что Фурцева была не только женщиной и значимой персоной, но и занимала высокий пост.
