— Ну, что будем делать?
— Ой, и не знаю, — смеется Наталья. — Все в голове нарастопырку, ума собрать не могу все утро!.. Да где же Юра? Может, купаться убежал?..
Юле Сергеевне хочется спросить, какой он стал? Вырос ли? Спрашивал ли про нее, свою любимую тетку? — но почему-то не решается задавать она эти вопросы сестре.
— Затопляй печку, — приказывает она. — Да сначала бы переоделась.
Когда своими заветными думками ни с кем не делишься, когда то, что лежит на сердце, открыть некому, то вот и оказывается: близкие, родные вроде бы люди, а ни о чем, кроме печки да картошки, разговору нет.
И такая досада берет, как подумаешь. Юля Сергеевна рубит тяпкой картошку для пирога — уж очень любит племянник, когда хуплу приготовит тетя Юля, — и вот на сердце у нее и печаль и радость одновременно. Такая путаница, что сам не разберешь. В прежнее военное да послевоенное голодное время мысли только и были у людей — о еде, где раздобыть ее да как. Теперь все есть, что душе угодно, а разговоры у людей все те же — о еде. Вот у них даже с сестрой. Почисти лук. Готово ли мясо у Федора? А яйца и рис для пирогов забыли?! Как будто к свадьбе готовятся в доме, а не простому домашнему празднику. Шыртан[2] специально для Юры. Хуплу специально для Юры. Шюрбе из ливера специально для Юры. Опалить бараньи ноги и голову…
— Еще раз салам, Юля Сергеевна.
— Надо же — опять Хелип Яндараев притащился!
— Ты б, Хелип, не мешался тут, — говорит ему Наталья.
— Это как же так? Что бы я да остался в долгах? Извините. — И ставит на стол две бутылки, да с таким торжеством, будто это какой-нибудь царский подарок. — Где хозяин?
— Добром прошу — не мешай! — взмолилась Наталья.
— Вы своим делом занимайтесь, а я — своим. Где Юра? Стакан ему поднесу, вот и все, и домой!..
Пьяный совсем. Нечего обращать на него внимания. Пускай сидит. Может быть, у него у одного радость не заслонила забота о шыртанах, пирогах и колбасах.
Полным-полно орехов спелых
В заветном блюде предо мной, —
затягивает он пьяным голосом, —
Но кто ж отведать те орехи
Присядет рядышком со мной?
И тут же к Юле:
— Сергеевна, сердишься ты на меня? Не сердись, Сергеевна, я тебе песню спою.
Мне грустно, дрема одолела,
Меня невольно клонит в сон.
Но с кем же мне за разговором
Тоску прогнать, развеять сон?
— Вот кочергой прогоню твой сон! — сердится Наталья, а Юля думает: откуда же он такие песни берет, этот пьянчужка? И ей вдруг становится жалко его. Оказывается, человек-то он душевный, решает она.
