Словно очнувшись от своих мыслей, девушка вздохнула и добавила в пространство:
– Всё равно, о поддержке вашей армии со стороны забольской можно не говорить. Какая поддержка, нас просто больше нет. Так, горстка… баловней жизни.
Заболотин хотел промолчать, но зачем-то ответил:
– Выринейцам не слаще.
Повисло вязкое, горьковатое молчание. А что тут можно было сказать? Заболотин ей не ухажёр и не брат, чтобы пространно утешать и обещать мир и процветание раскатанному двухлетней войной тонким слоем по осенней грязи Заболу. А что всякая сопливая дурь в голову лезет – так это просто потому, что все тут соскучились по женскому обществу. Физически, так сказать.
Заболотин повертел в руках кепку – уходить прямо сейчас было как-то неловко, а никому, как назло, в кои-то веки не требовался командир батальона «вот прям ща». Вот и оставалось только с преувеличенным вниманием рассматривать собственный головной убор. Аккуратно заштопанная во всех возможных местах, выцветшая солдатская кепка, с которой Заболотин прошёл сколько уж грязных военных дорог…
Раньше, будучи ещё совсем мальчиком, Заболотин мечтал не о такой кепке, он грезил, как и многие в его возрасте, голубым беретом ВДВ. Любил вечером, забравшись с головой под одеяло, крепко зажмуриться и воображать себя взрослым, сильным и очень-очень серьёзным, в тельняшке, камуфляже и с голубым беретом. Потрясающие картины рисовал в своём воображении будущий командир УБОНа: вот он возвращается домой ненадолго, усталый, только-только из госпиталя, на груди – орден, глядит строго на детей, а те с восторгом провожают взглядами его рослую фигуру, голубой берет и какой-нибудь именной кортик за поясом. Ранен, в своём представлении, Заболотин должен был быть исключительно в ногу, чтобы легонько прихрамывать при ходьбе, почти незаметно, а орден в фантазиях рисовался ну никак не меньше белого – офицерского – «георгия».
Эх, где теперь те воображаемые, дух захватывающие картины? Где доблестный десантник с лёгким ранением и орденом? Нога, конечно, болит, но это только раздражает, а до орденов уже дела нет – выжить бы.
В далёких детских фантазия война была тихой и вполне безобидной. Маленький наследник рода Заболотиных не знал тогда взрывов и метких снайперских выстрелов… Реальность оказалась злее, и потрёпанную кепку не сменить на новенький берет, а десять лет учёбы, службы и войны – на иную жизнь, да и не хочется совершенно.
– А тебя как зовут? – вдруг обратилась к Сивке Горечана по-забольски. Что-то странное промелькнуло в её взгляде.
