В 21.45 отправлялся поезд на Свердловск. Наглости проскочить в кабинет начальника киевского вокзала, артистизма, двух батонов сырокопчёной колбасы и сувенирного флакона «Полесской» плюс, конечно, полная стоимость билетов, — хватило на два места, купе в литерном вагоне. Прощание с перепуганной и заплаканной Софочкой и спящей дочкой заняло не больше пяти минут — поезд уже отходил. С бледным и всё понимающим одноногим Йосей, которому Войткевич доверил семью на всё грядущее лихолетье, уже ничего не обговаривали напоследок — не было необходимости. Переговорили в дороге.
…Эмка так и стояла перед вокзалом. Яков Осипович, осторожно выруливая и притормаживая у трамвайных путей, проехал полпути к военкомату, остановился у тёмного скверика и переоделся. Ещё битый час просидел в машине, обдумывая произошедшее и грядущее и сосредотачиваясь. Затем подкатил поближе к бессонному военкомату, вышел, одёрнул гимнастёрку, надел армейскую фуражку и уверенным шагом направился внутрь.
— Лейтенант Войткевич для получения назначения прибыл!
* * *
Известие о начале войны встретило свердловский поезд уже в Москве. Но расписание движения ещё не нарушилось и не изменилось, и поезд отправился дальше, простояв только положенные минуты.
Софочка, конечно, плакала и только сейчас, после услышанных сообщений и слов пошедшей пятнами от волнения проводницы, окончательно поверила словам мужа. Хотя верила Войткевичу всегда и с первой минуты знакомства, и больше, чем кому бы то ни было, — но всё же предупреждение о грядущей большой войне по-настоящему принять не могла.
Не одна она, впрочем. Даже в Калининском военкомате Киева за считаные часы до получения тревожного оповещения царила вальяжная и сонная атмосфера, и лейтенанту Войткевичу пришлось чуть ли не покомандовать старшими по должности и по званию, чтобы они выполнили минимум требуемого. То есть отметили его прибытие 21 июня, пристроили эмку в служебном дворе (а утром она уже ой как понадобилась), выделили ему топчан в дежурке — мол, утром придёт зам военкома и даст указание о месте назначения. А пока можно отдохнуть…
Отдых, конечно, требовался, — с утра на ногах и за рулём, и сколько всего было, — но смог Яков Осипович подремать всего пару часов. Потом, когда первые «хейнкели» с грузом бомб и мин подлетели к Севастополю, а в военкомат полетели первые срочные распоряжения, поднялся и уставился в тёмное окно, выходящее на запад.
Ещё ничего не было видно и слышно, до первой бомбёжки приграничных аэродромов, укрепрайонов и железнодорожных узлов оставалось больше часа, но спать уже не было никакой возможности. Войткевич смотрел на небо, где только-только начали меркнуть щедрые летние звёзды, смотрел и будто видел, как всё начинается…
