Мать позвала ее обедать, Рая нетерпеливо отмахнулась:
— Какой там обед! Мне ехать надо, мама!
— Куда это?
— В радиостудию, выступать…
— Опять? Да что это такое, чуть ли не каждый вечер…
— Надо, мама, надо.
— И не боязно тебе?
— Ни капли. Что бояться?
Мать несколько минут молча наблюдала, как собирается дочь.
— Интересно мне знать, кто только тебя будет слушать?
— Да вы же первая и послушаете…
— Нужно-то мне твое выступление! Подумаешь, невидаль! — недовольно проворчала мать. — Так, значит, обедать не будешь?
— Чаю попью.
— Ни одного вечера дома не посидит… Не пивши, не евши… И кому только нужны твои выступления? — сердито заметила мать.
И так всегда! Поймет ли когда-нибудь старая мать, что наступили новые времена, пошла новая жизнь?
Рая взглянула в зеркало: голубое платье ей к лицу, она выглядит хорошо. Поправив уложенные венчиком косы, Рая мимоходом бросает:
— Так я пошла, мама…
— Ступай, чего ж с тобой поделаешь… Да смотри, чтобы все в порядке было, не осрамись…
Минут пять мать убирает Раины вещи, потом начинает посматривать на репродуктор. А еще через несколько минут садится на стул и ждет начала радиопередачи. Правда, она знает, что Рая еще в пути, что до шести часов еще далеко, но нетерпеливое желание услышать дочь берет свое.
Шуточное ли дело — ее Райка, которая ей все еще кажется несмышленой девчонкой, будет выступать, и многие тысячи людей ее услышат. И она доченьку свою послушает, ни словечка не пропустит…
В радиостудии своеобразная и необычная обстановка. Потолок и стены обтянуты тяжелой материей, собранной в красивые складки, пол сплошь устлан коврами, на столе поблескивает микрофон, безмолвно и загадочно вспыхивают и угасают сигнальные огни, царит особенно глухая, тяжелая тишина. Все это волнует Раю, создает внутреннее напряжение.
Диктор как ни в чем не бывало, спокойно и неторопливо объявляет начало стахановской передачи и кивком приглашает к микрофону Степанюк. Сердце у Раи взволнованно бьется. Слегка срывающимся голосом она начинает читать свой рассказ.
Она говорит о тех днях, когда обрабатываемые на их станочной линии валы были дефицитными деталями. Их не хватало на сборке, о них говорили на летучках, на производственных совещаниях.
До чего же обидно, стыдно и неприятно было каждый день слышать упреки о плохой работе станочной линии! И, кажется, работали в полную меру сил, девчата в конце смены жаловались на большую усталость. Технологи утверждали, что линия может дать больше ста валов, а они выдавали 80—90, и это казалось пределом. Но не может быть, чтобы технологи ошибались!
